В «Гнезде» – большой круглой комнате, заставленной терминалами компьютеров – по ночам бывало немноголюдно. Четыре дежурных, командир смены, им в эту ночь оказался Ветер, и двое оперативников, в одном из них Егерь узнал своего застенчивого «будильника». Не смог сдержаться, насупился, изобразил разбойничью рожу и пристально посмотрел на рядового. Арви Ако побледнел, но с честью выдержал суровый взгляд командира.
Ветер подвел Егеря к центральному терминалу и упал в кресло оператора. Егерь расположился рядом, зажав автомат между колен.
Ветер при помощи консоли управления вывел на экран изображение со следящих камер в обычном, инфракрасном и тепловом режиме. Рядом на отдельных экранчиках возникли графики и таблицы, описывающие объект наблюдения.
– Помнишь тот инцидент с командой Двуликого и пришельцами, когда крысоноры прорвали туннель?
– Отчетливо. И в подробностях, – насторожился Егерь. Начало ему не понравилось.
– Изображение поступает из затопленных туннелей. Тех самых, где произошел прорыв.
– И что? – Егерь всматривался в размытую картинку, но видел лишь мутную воду, точно в банке с водой развели грязь.
– Там кто-то есть. По показаниям, получается большое скопление живых объектов небольшого размера. Словно кто-то стаю рыб запустил к нам в туннели.
– Откуда там могут рыбы взяться?! – удивился Егерь.
– Вот и я о том же. Туннели залиты протравленной водой, там не может быть ничего живого, но оно там есть и движется весьма осмысленно.
– И давно вы все это наблюдаете? – поинтересовался Егерь, разглядывая таблицу с показателями биологической активности.
– Где-то уже часа три как, есть основание предполагать, что эта живность в наших туннелях уже давно. Сначала она находилась в латентном состоянии, потом стала развиваться и расти. Что скажешь, Егерь? Ветер опять учуял гадость? Везет мне на всякую помойку, – печально закончил он.
– Естественным путем в нашей отраве даже микроб не может завестись. Яд суров настолько, что все убивает. По сути, вода стерильной становится. В ней нет ничего живого. И если то, что я перед собой вижу, не обман зрения, то надо отдать тебе должное, ты такую помойку учуял, какой еще ни разу до тебя ветер не доносил, – сказал Егерь. – А самая главная беда, что мы вынуждены тихо сидеть и ничего не делать. Туннели закупорены. В них выйти – охранный периметр нарушить. Быть может, те, кто рыбок в наш пруд запустил, только этого и ждут.
– И нам остается ждать и наблюдать за развитием событий, – подвел печальный итог Ветер и устало потер глаза.
Выглядел он неважно. Егерю стало жалко его, и, невзирая на то, что сам не выспался, он предложил другу:
– Ты устал. Может, пойдешь, немного поспишь?
– Спасибо, конечно, но если кому и отдыхать, то тебе. Я что не в курсе, что ты часа четыре назад в поселок приехал с охоты. Говорят, неплохо поохотились.
Егерь внимательно посмотрел на улыбающегося Ветра, и в его карих глазах увидел огонь гибели. Егерь моргнул, и ощущение пропало, оставив горькое послевкусие.
– Нормально. Мяса много, на зимовку хватит. Часть добычи завтра-послезавтра к Прелату отправим. Им тоже зимовать надо. В этом году знатно затарились.
Егерь смотрел на Ветра и в первый раз за последние двадцать лет задумался о том, что он потерял, избрав путь горевана.
Его звали Миремир, и он родился далеко отсюда в прибрежном городе Лиссе, далеко на юге летианских владений. Егерем его назвали потом, в другом мире, в другой жизни. Он родился в обеспеченной семье, владевшей собственным трехэтажным домом на земельном участке в элитном районе города, тремя автомобилями и солидным счетом в банке. Его отец работал на производстве оружия, состоял в совете директоров крупного оборонного предприятия. Мама занималась домом, благотворительностью и политикой. Она неоднократно избиралась в Городскую Думу, где возглавляла Совет Попечителей, курирующий вопросы образования и медицины.
С детства Миремир впитывал в себя взрослые разговоры и споры. У отца часто собирались влиятельные и умные люди. К маме заглядывали сослуживцы. Мальчик рос в атмосфере типичной летианской семьи, с пеленок впитывал в себя неприязнь к гореванам. О них друзья мамы и отца говорили чаще всего. И в основном говорили плохо, как о животных, пытающихся уничтожить летианский уклад жизни и самих летиан. Врачи и ученые, приходившие в гости к маме, доказывали на основе медицинских исследований, что гореваны не имеют развитого головного мозга, по своему уровню развития они не далеко ушли от обезьян, и руководствуются в своих поступках инстинктами и накопленным генетическим опытом. Они рассуждали о социальной и биологической опасности гореванов. Деловые люди, приходившие к отцу, соглашались с ними, добавляя, что к гореванам нужно относиться снисходительно. И ни в коем случае нельзя поддаваться на пропаганду радикалов, предлагавших уничтожить популяцию гореванов. Нельзя убивать хищника за то, что он хищник, нужно обезопасить себя от него, а еще лучше использовать его, проводить генетические эксперименты и выводить полезных обществу летиан шурале.