Цербер. Найди убийцу, пусть душа твоя успокоится

– Или сразу в Херсонскую губернию?.. Коников я покормил.

Посреди гостиной, в кресле, обтянутом красным потёртым атласом, сидел граф Витт, рассматривал неухоженную шпагу Бошняка.

– Тренируетесь, Александр Карлович? – спросил. – Разумно. Если не ошибаюсь, вы с Наполеоном повоевать не успели, а над такими бравыми вояками-заговорщиками нынче верх взяли. Герои все как один… Хотите урок?

Витт бросил шпагу Бошняку. Тот не успел поймать, шпага со звоном упала на ковёр. Бошняк поднял её:

– У меня мало времени для уроков.

Ещё одна шпага стояла в каминной подставке для кочерги. Витт взял её, осмотрел с усмешкой.

– М-да… – отсалютовал, встал в позицию. – И тем не менее урок я вам дам.

Витт наступал легко. Схватка со слабым соперником не доставляла ему удовольствия.

– Спокойнее, Александр Карлыч, – сказал он. – En escrime, ce n'est pas la vitesse qui importe, mais le choix de la cible[37]…

Витт сделал выпад. Бошняк уклонился.

– Есть у меня человек один, – сказал Витт. – Он известие принёс, которое меня весьма обеспокоило. Я о записке полковника Пестеля, что в бумагах покойного плац-майора Аникеева найдена была.

– Что за записка? – спросил Бошняк.

Витт перестал фехтовать, пошёл вокруг Бошняка.

– Так они её вам не показали? – удивился он. – Лавр Петрович? Бенкендорф? Не доверяют доносчику-то… Не доверяют.

Бошняк пошёл в атаку.

– Что за записка? – повторил.

Витт легко отразил его выпад.

– В записке Пестеля как заговорщик упоминается некая К.С., – сказал Витт.

– Кому записка писана?

– Если б знать… Ne tendez pas votre bras jusqu'au bout. Cela nuit à la précision de l'attaque[38]. Боюсь, теперь про тайные дела Каролины Адамовны не только наш Лавр Петрович узнает… – граф увеличил натиск. – Да ещё Егорыч ваш… После встречи с вами он незамедлительно в Царское Село помчался. А вот с кем говорил – неведомо.

У Бошняка сбилось дыхание. На лбу выступил пот.

Витт ослабил напор:

– Pour une fente correcte, vous ne devez pas incliner le corps[39]. Возможно, вы хороший следователь, Александр Карлович. Но царедворец из вас никакой. Царедворцу, в отличие от следователя, необходимо умение не задавать нужных вопросов. Теперь для ареста Каролины Адамовны достаточно ещё одного свидетеля, который имя её назовёт.

– Тут и ваша голова закачается? – спросил Бошняк.

Точным ударом Витт выбил у Бошняка шпагу, подставил клинок к его горлу.

– Нет, Александр Карлович, из-за себя я бы к вам не пришёл, – сказал он. – В колодки. На каторгу. Но не к вам.

Витт убрал шпагу.

– Так что мой урок дорогого стоит.

Бошняк поднял шпагу. Витт сделал резкий выпад:

– Vous êtes imprudent[40].

На рубашке Бошняка появился тонкий, не тронувший кожу надрез.

Витт отступил на шаг, позволив Бошняку встать в позицию, принялся неторопливо фехтовать.

– Этот роман ваш до эшафота её доведёт. Каролина должна уехать. А вам остаться следует и все доказательства против неё уничтожить. Отчего же вы не спрашиваете, в чём её вина? Она же вам тоже не доверяет.

Бошняк сделал удачный выпад, рассёк рубашку и кожу на плече Витта.

– О… – проговорил Витт. – Урок прошёл не зря.

И ударил Бошняка кулаком в лицо. Бошняк опрокинулся на пол.

– Против правил, знаю, – Витт встал над Бошняком. – А знаете, почему она до сих пор с вами? Жид этот, Швейцер (ох уж эти мне жиды), сказал ей, что только вы защитить её сможете. А для этого она вас защищать должна, сколько возможно.

Витт усмехнулся.

– Я было тоже поверил. Уж больно ловко всё как-то совпало. А теперь вижу, – покачал он головой, – выдумки это балаганные.

– С чего же вы взяли, что я теперь помогать ей буду? – спросил Бошняк.

– А куда вы денетесь? – Витт отсалютовал, отбросил шпагу, вышел.

Лёжа на ковре, Бошняк вытер с подбородка кровь.

За окном кабинета Лавра Петровича скучно маршировал взвод солдат. Голос командира отрывисто, глухо слышался сквозь закрытое окно:

– На пле-е-чо! К но-о-ге! На пле-е-чо! К но-о-ге! Обухов, ёксель-моксель! К ноге, Обухов!

Лавр Петрович сидел за письменным столом, первый ищейка расположился на скамье и ковырял в носу. Второй был послан в лавку за копчёным лещом.

Вынув табакерку, Лавр Петрович щёлкнул крышкой, ухватил пальцами щепоть табаку. В эту минуту распахнулась дверь и в кабинет вошёл Бошняк.

Взгляд у него был прозрачный, и это Лавра Петровича насторожило.

– Где записка? – голос Бошняка был по-утреннему спокоен.

Лавр Петрович замер с табаком на пальце, разглядывая потолок.

– Я, как начальник ваш, всё знать должен, – сказал Бошняк.

Бошняк подошёл к окну, стёр ладонью пыль со стекла, принялся смотреть на улицу.

– Я же, ваше благородие… Я же…

Лавр Петрович прошёл к печке, зачем-то заглянул за неё. Вытащил из простенка стопку папок, принялся не торопясь открывать. В одной нашлась записка. Он подал её Бошняку.

– Какие действия по ней предприняты? – спросил тот.

– Без вашего разрешения – как можно-с? – с деланым подобострастием произнёс Лавр Петрович.

Бошняк аккуратно сложил записку, спрятал в карман:

– Неправильно мы начали наше совместное дело, Лавр Петрович.