Церемонии

Ван Миер снова начал раскачиваться. Его жена прогнала жука с кувшина с холодным чаем. Лиза задумчиво посмотрела на струи дождя, сбегающие с навеса крыльца. Вдалеке раздался раскат грома.

– Эк полил, – сказала она. – Странно, что никто его не предсказал. День-то самый для дождя подходящий. – Она на секунду умолкла, потом заметила: – Но начался он как раз кстати. Кукурузе его не хватало.

Остальные повернулись и посмотрели в ночь. Снаружи вновь донесся раскат грома. Все слышали, как за домом и чередой деревьев дождь стучит по рядам надгробий на кладбище.

– Аминь, – повторил Райд.

Десятое июля

Сарр и Дебора собирались провести весь день на службе и отправились в Гилеад за много часов до того, как проснулся Фрайерс. Он остался на ферме наедине с животными: семью кошками, четырьмя курицами и петухом, поющими среди листвы невидимыми птицами и насекомыми, которые назойливо кружили в горячем воздухе. Солнце скрывалось за низкими серыми облаками; земля была все еще мокрой после вчерашнего дождя, от нее пахло болотом. В такие дни почва будто сама плодила насекомых, как лошадиный труп, в котором, как считалось раньше, они самозарождаются.

Из окна Фрайерс видел, как Бвада и Ревекка гоняют что-то возле амбара. Серая кошка, несмотря на свой возраст, явно была успешнее. Потом они переключились на кузнечиков, которые в обилии водились в кукурузе.

Пропустив упражнения, Фрайерс пошел на кухню и приготовил себе завтрак; с мрачным видом полистал один из религиозных журналов Поротов, потом вернулся к себе и всерьез взялся за чтение. Он вернулся к «Дракуле», которого начал прошлым вечером, но сумел сделать лишь несколько бестолковых заметок.

Попытался заняться Стокером, но эта викторианская сентиментальность снова начала меня раздражать. Книга начинается на замечательной пугающей ноте, – Харкер оказывается в ловушке в карпатском замке и вот-вот станет добычей его ужасающего хозяина, – но потом Стокер перемещает место действия в Англию, делает основным действующим персонажем женщину и просто неспособен удерживать напряжение на прежнем уровне.

В конце концов, чем так плохо стать вампиром, если можно жить вечно? Я бы не отказался, чтобы кто-нибудь из них меня укусил. Уверен, что со временем привыкну к вкусу крови.

Кроме того, сюжет был испорчен тем, что я представлял Кэрол вместо каждого женского персонажа и страдал от того, как ужасно мне ее хочется. Дорогая Кэрол, погода отвратительная, жаль, что ты уехала…

Без Поротов Фрайерсу стало одиноко и скучно. Он сидел, разглядывая паутину в углу под потолком, пятна плесени на стенах и поникшие в вазе умирающие розы. Было трудно сосредоточиться. Хотя у него было несколько полок книг для развлечения, Фрайерсу не сиделось на месте, и он жалел, что у него нет машины. Мог бы прокатиться, наведаться к друзьям в Принстоне, может быть, даже вернуться в город. Но при нынешнем положении дел можно было только пойти прогуляться.

Фрайерс срезал два побега блоховника в саду Деборы – она показала, где он растет, – и засунул их за дужки очков. Веточки щекотались не меньше комаров, которых призваны были отгонять, и, хотя его никто не видел, Фрайерс осознавал, как глупо, должно быть, выглядит. Дойдя до ручья, он выкинул блоховник в воду.

Фрайерс пошел вдоль извивающегося русла обратно в лес. И хотя он видел тропинку лишь один раз в жизни, путь уже казался знакомым. Он вновь пробрался под аркой из ветвей и трав и поморщился, готовясь спуститься в воду. К его удивлению, на этот раз вода показалась не такой холодной. Тут и там на поверхности плавали обрывки зеленоватых водорослей.

Тем не менее, пруд оказался таким же прозрачным, как раньше. На мокром песке появились новые следы животных. Окруженный дубами водоем выглядел необычайно красивым, но на этот раз даже здесь Фрайерсу стало скучно. Он снова пробрел в середину пруда и сквозь ветви деревьев посмотрел на небо. В центре его поля зрения, прямо над головой летела на запад стая чаек, раскинувших большие крылья. Он почти слышал их крики.

Чайки пролетели мимо. Фрайерсу снова стало одиноко. Он припомнил восторг, который охватил его в ту ночь на крыше амбара, и на пробу попытался воспроизвести несколько движений и выражений лица… Но память подвела, и в следующую секунду несмелые движения показались ему неуклюжими и лишенными силы. Теперь, стоя по щиколотку в воде, он чувствовал себя идиотом.

Хуже того, выбравшись из пруда, он обнаружил, что на правой ноге, прямо над кедом опухолью повисла раздутая красно-коричневая пиявка. Совсем небольшая, ничего похожего на «гроздь черного винограда», которую какой-то герой Фолкнера нашел висящей у себя в промежности. Фрайерс сумел соскрести пиявку камнем, но на ноге остался маленький круглый укус, из которого сочилась кровь, и Джереми внезапно охватило ощущение физической беспомощности. Лес снова стал враждебным, как он был уверен, уже навсегда. Что-то подошло к концу.