Но Старик знает, что на самом деле никаких тайн
Надо всего лишь знать, что искать – и как сложить куски головоломки.
Они есть в никому не нужных религиозных трактатах Бостонского библейского общества. И в некоторых учебниках иностранных языков, где в дополнении приведен какой-нибудь детский стишок на малайзийском диалекте, удивительно похожем на кельтский. В фантастическом – если не прочитать его в правильное время – рассказе полузабытого валлийского мечтателя, который едва ли подозревал, зачем написал его, позднее пожалел о его создании и умер рьяным христианином. И в картинках на дешевых игровых картах, основанных на изображениях невероятной древности. И в тосканском народном танце, описание которого вошло в одну старую солидную книгу; в ходе него среди плие и пируэтов танцоры должны совершать определенные «перемены».
Все куски головоломки лежат на виду, дожидаясь, когда кто-нибудь сложит их вместе и получит то, чем они и должны быть, – наставления для Церемоний.
Старик осторожно оборачивает книгу папиросной бумагой и закрепляет углы клейкой лентой. Этот сверток он тоже оставляет на столике в прихожей. Он отправит книгу завтра в заранее заготовленной коробке.
Старик надеется, что Кэрол понравится его скромный подарок. В конце концов, она ведь жить не может без танцев.
Сегодня Бвада ходит уже увереннее и ведет себя с Поротами ласковее обычного, даже позволила Деборе себя погладить – неслыханное дело. У кошки великолепный аппетит, но ей как будто трудно глотать. Возможно, небольшая инфекция в пасти, но она не дает никому проверить. Сарр утверждает, что ее выздоровление – знак того, что Господь бережет невинных. Говорит, это укрепляет его веру. Цитата: «Отвези я ее во Флемингтон, просто выбросил бы деньги на ветер».
Он попросил мать зайти на неделе и осмотреть животное. Когда-то она уже исцелила Бваду и, возможно, сумеет вновь.
Но даже без посторонней помощи вздутие на боку у Бвады почти прошло. Шерсть начинает отрастать, как плесень у меня на стене, и быстро закрывает кожу.
Плесень. С ней я знаком уже слишком хорошо. Каждый день она взбирается все выше по стене, как вода во время паводка. Хорошо, что книги стоят на полках далеко от пола. Здесь так сыро, что листы моих блокнотов провисают, а книги становятся мягкими, как будто сделаны из мокрых тряпок. По ночам простыни кажутся холодными и влажными, но каждое утро я просыпаюсь в поту. Все конверты никуда не годятся: клей размок и намертво их заклеил. Марки в бумажнике прилипли к банкнотам. После того как я написал письмо Кэрол, пришлось брать клей у Поротов, чтобы его запечатать.
Провел большую часть дня за чтением «Поворота винта», за который не брался со студенческих лет. Наверное, мне одному эта повесть кажется самой претенциозной и переоцененной историей о привидениях на свете (хотя ребята в Ассоциации современного языка от нее в восторге). Фильм Клейтона, который я показывал студентам в этом году, куда эффектнее. Я напрасно искал хоть что-то по-настоящему пугающее среди абстрактных разглагольствований и нашел единственную фразу, которая меня тронула: автор описывает деревенский покой как «тишину, в которой что-то таится или назревает».
Снаружи еще один дождливый день. Промозглое на вид небо, угрюмый вечер, гром. Дождь льет с ночи субботы, и вокруг уныло, как на «Неуютной ферме». Кажется, что одна большая туча накрыла землю как громадная миска. Высоко над головой носится несколько неопределенных силуэтов – чаек? – но я не вижу ни других птиц, ни солнца.
Мне наскучило сидеть на месте, и я весь вечер болтался по ферме. Пороты выпалывали сорняки среди ростков кукурузы, на этот раз, к счастью, молча. Думал было к ним присоединиться, но потом решил, что не хочется пачкать руки и уж тем более проводить пару часов согнувшись почти пополам.
Дождливая ночь. После обеда не хотелось так скоро возвращаться к себе и оставаться в одиночестве, и я устроился в гостиной с Поротами, честно уткнувшись в «Уолдена», пока Сарр что-то строгал, а Дебора вязала. В доме шум дождя звучит лучше, успокаивающе стучит по крыше; у меня в пристройке не так уютно.
Мне, тридцатилетнему старику, теперь становится ясно, какое «Уолден» мальчишеское произведение! Генри – как студент, который открыл для себя правду жизни, спешит всем о ней рассказать, наслаждается провокационными заявлениями, которые могли бы шокировать буржуазию, и очень доволен собой.
Около девяти или десяти вечера Сарр сходил на кухню и принес радиоприемник, и мы стали слушать новости в окружении мурлыкающих кошек; Азария улегся на коленях у Сарра, Дебора гладила Тоби, а я шмыгал носом (мой эксперимент с «полным погружением» провалился).