Церемонии

После завтрака почувствовал себя жирным и разозлился на собственное безволие. Побрел к ручью. Дебора стояла на коленях на берегу, погрузившись в какие-то мечтания, и мне стало неловко, потому что я застал ее за разговором с самой собой. Я спросил, не заподозрил ли что-нибудь вчера Сарр. «Нет, – заверила меня она, – ни сном, ни духом». Не стала развивать тему и вернулась в дом. Подозреваю, теперь ей стыдно из-за вчерашнего.

Я устроился на камнях возле ручья и стал швырять в воду травинки и играть с собой в слова. Я говорил: Пронзительное пение птиц. Белые птицы поют на солнце… И неизбежно продолжал: Солнце гаснет в лунном свете, лунный свет падает на пол… Солнце припекало макушку почти до боли, мозги будто постепенно становились слишком большими для черепа. Пол проседает в подвал, подвал заполняется водой, вода просачивается в землю…

Я повернулся и посмотрел на дом. Издалека он казался картиной на другом конце комнаты. Трава была ковром, бесконечное синее небо – огромным потолком. Дебора возле дома гладила одну из кошек, но потом разозлилась, когда животное попыталось вырваться у нее из рук. Я слышал, как хлопнула сетчатая дверь, когда она ушла в кухню, но звук достиг меня только через какое-то время, и от этого вся сцена показалась какой-то ненастоящей.

Земля обращается в дым, дым заполняет небо… Я оглянулся на дубы у себя за спиной, и деревья показались мне рисунком на дешевой открытке с кое-как покрашенной черно-белой фотографией: если приглядеться, становится ясно, что зелень не лежит на листьях, а витает как туман над кронами, ветвями и частью неба… Небо горит на солнце, солнце гаснет в лунном свете, лунный свет падает на пол… В мозгу закружился бесконечный водоворот. Деревья рядом со мной выглядели работой неумелого художника, их цвета и формы не совсем подходили друг другу. Небо местами казалось зеленым, и то и дело его куски уплывали из поля зрения, как бы я ни старался проследить за ними взглядом.

Реальность висит на волоске…

Вдалеке на воде заметил что-то крошечное и подвижное – на поверхности воды лежал вверх лапками черный жук. Потом течение унесло его за поворот и прочь.

На волоске…

Сарр разбудил меня к ужину. Я уснул прямо рядом с ручьем, и одежда промокла от травы. Заметил царапины у него на щеке. Когда мы вместе направились к дому, он шепотом рассказал мне о том, как днем наткнулся на собственную жену: та склонилась надо мной и смотрела мне в лицо, пока я спал. «И глаза у нее были огромными, – сказал он. – Как у Бвады. Как луна».

Может, Сарр выпил? Нет, от него не пахло алкоголем. Я сказал, что не понимаю, к чему он мне это рассказывает.

«Потому что лукаво сердце человеческое более всего и крайне испорчено; кто узнает его?» – процитировал он шепотом, схватив меня за руку.

Ужин был особенно неуютным. Пороты ковырялись в тарелках и время от времени смотрели друг на друга, будто играли в гляделки. Я скучал по разговорам, которые мы вели прежде, какими бы пустыми они ни были. Когда именно все пошло наперекосяк?

Ужин был сухим и неаппетитным, но десерт выглядел замечательно. Шоколадный мусс – довольно вычурная еда для людей вроде Поротов, но Дебора считает его своим фирменным блюдом. Себе она ничего не положила – объяснила, что у нее расстроен желудок.

«Ну тогда и мы тоже не станем есть!» – выкрикнул Сарр, схватил стоявшую передо мной тарелку и свою собственную и швырнул обе об стену, на которой остались пятна как от комков грязи.

Дебора замерла. Не сказала ни слова, только смотрела на нас. Она не выглядела особенно напуганной этой безумной выходкой. А вот я испугался. Сарр, наверное, прочел мои мысли; он поднялся с места и куда тише, уже нормальным тоном сказал: «Простите, Джереми. Я знаю, как вам не нравятся скандалы. Мы помолимся друг за друга, ладно?»

Вместо ответа я повернулся к Деборе и спросил: «Вы в порядке?» А потом к собственному изумлению добавил: «Я собираюсь к себе, но, если вам понадобится моя помощь, останусь».

Она посмотрела на меня с легкой улыбкой и покачала головой. Когда я многозначительно глянул на ее мужа, она лишь пожала плечами и сказала: «Все образуется».

Закрывая дверь, слышал, как Сарр бормочет одну из своих безумных молитв.

Вернулся к себе в облаке светлячков, которые выглядели как звезды, в то время как сами звезды, усыпавшие небо, казались пузырьками в стакане. Внутри, в стакане с водой, которую я не менял уже неделю, пузырьки – как звезды…

Осознал, что меня трясет. Если придется схватиться с Сарром, каким бы здоровым он ни был, я готов.