Читаем Церковное искусство. Изучение и преподавание полностью

С. С. Аверинцев призывал именно к такому диалогу с древней эпохой и, говоря о его возможности, предостерегал от двух крайностей. С одной стороны, от попытки раствориться – если не в этом изображении, то в исторической эпохе, в которую оно было создано. С другой стороны, от стремления перенести всю ее художественную и духовную проблематику к нам, в нашу современность. Выход из этого тупика, по его мысли, в том, что обе эпохи должны собеседовать, вступать в диалог[77]. Но в таком диалоге нельзя требовать у того, кто написан на иконе, ответа на свои вопросы. Нельзя и пытаться во что бы то ни стало «утвердить» за их счет свой готовый ответ. Нужно подняться до нового духовного состояния, тогда многие вопросы разъяснятся как бы сами собой. Это и значит вступить в диалог – sacra conversatione, – к которому призывает церковное искусство. Итак, нужен диалог внутри церковного искусства, его диалог с нами и нас – с самими собой.

Проблема здесь в том, что не только стиль, но и выразительность изображений не может быть одинаковой в разные периоды церковной жизни. Иконы (и вообще священные образы – западные или восточные) далеко не всеми легко и просто воспринимались в Средние века. В христианстве изначально, задолго до иконоборческих споров VIII–IX вв., существовало принципиально разное отношение к иконам: кто-то смотрел на них, в соответствии со словами св. Василия Великого, восходя от образа к Первообразу, а кто-то совмещал образ и Первообраз и мог поклоняться образу как Первообразу. Были и те, кто категорически возражал против изображений в храмах, не делая, впрочем, из этого общеобязательного учения[78].

Предваряя дальнейшее развитие темы, приходится отметить, что диалог по поводу церковного искусства в истории чаще всего происходил в виде спора, причем этот спор велся иногда в буквальном смысле не на жизнь, а на смерть. Глубоко и точно подоплеку иконоборческого спора увидел С. С. Аверинцев: со стороны иконоборцев она была в том, чтобы утвердить власть императора как живой иконы – единственного «образа» присутствия Христа на земле[79]. Но иконопочитатели победили, и потому что на их стороне была правда гонимых против гонителей, и потому что они соотнесли проблемы искусства непосредственно с проблемами христологии, с вочеловечением Христа. Иконоборцы же в своей полемике в основном стояли на позициях античного и иудейского богословия, утверждая отрицание всякого образа как недостоверного (ил. 11).

Иконопочитатели победили (не только на VII Вселенском соборе, но и в целом в церковной истории) еще и потому, что смогли признать относительно справедливую часть аргументов противника, – правда, не в теории, а на практике. Что это значит? На иконе того или иного святого или даже Христа изображаются конкретные человеческие черты: это не «схема» лица, не дематериализованная плоть, а плоть преображенная. Но с другой стороны, эта плоть одухотворена так, как в жизни обыденной, земной, бывает лишь на миг, который даже не вполне принадлежит земному времени. Это было достигнуто за счет последовательного отхода от форм «низкого эллинского искусства» (так оно было названо из-за попыток сохранить сходство изображений с умершими людьми в постановлении иконоборческого собора 754 г.[80]). Человеческий образ в античной живописи и пластике на самом деле не имел цели воспевать человеческую плоть (там были свои условные приемы, свое «преображение» телесности). Но нельзя не видеть, что простое подражание произведениям античного искусства в христианской живописи и пластике было бы действительно уступкой, если не грубому плотскому началу, то иному духу, несовместимому с христианством.

Слова св. Иоанна Дамаскина «образ есть откровение и показание скрытого»[81] тоже имеют античные корни. Но акцент в них делается на том, что образ святого, тем более – Самого Спасителя, все-таки показует, т. е. являет скрытое. Не намекает на него, а именно «показует», не претендуя при этом на идентичность с ним. В этом пункте, а вероятно и в некоторых других, был возможен диалог с иконоборцами, если бы они не перевели богословскую и церковно-практическую проблему в политическую, идеологическую и не начали открытых гонений на инакомыслящих (к сожалению, тем же согрешали и победившие иконопочитатели).

В истории древней Руси ожесточенные споры об иконе, которые возникли через 800 лет после византийского иконоборчества, велись на неизмеримо более низком богословском уровне. Это показало так называемое «дело дьяка Висковатого», крупного российского государственного чиновника середины XVI в. Дьяк Иван Висковатый, человек весьма образованный, пытался указать на несообразности в новых иконах, перегруженных догматическими сюжетами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Духовный воин 1-6
Духовный воин 1-6

Духовный воин 1 - 6 В книге Джона Фэйворса «Духовный воин» представлен универсальный подход к религии и духовному совершенствованию, подход, при котором автор пытается объединить основные духовные традиции. В основе ее лежит философия, почерпнутая из индийской вайшнавской традиции. Однако в первую очередь книга адресована людям других традиций, таких как христианство и ислам, мистические школы Древнего Египта, африканский спиритуализм, а также многие сверхъестественные и квазисверхъестественные проявления «New age». Духовный воин 1 - Духовные истины в психических явлениях Духовный воин 2 - Превратить вожделение в любовь Духовный воин 3 - Утешение сердца в трудные времена Духовный воин 4 - Победа над врагами ума Духовный воин 5 - Превращение ума в своего лучшего друга Духовный воин 6 - Поиски мирного решения проблем фанатизма, терроризма и войн

Бхакти Тиртха Свами

Иудаизм / Самосовершенствование / Психология / Психотерапия и консультирование / Прочая религиозная литература / Религия / Эзотерика