(II, 7)
Что же дальше? Вначале[704] тиран издал жестокий указ, что никто не может служить в его дворце или принимать участие в государственных делах, если он не является арианином. Огромное число тех, кто, обладая непобедимой силой духа, предпочел оставить временную службу, но не отречься от веры, царь, предварительно лишив домов и всего достояния, изгнал на острова Сицилию и Сардинию. В это же время он поспешил распорядиться, чтобы по всей Африке имущество наших покойных епископов поступало в его личную казну; те же, кто мог им наследовать, вступали в свои права не раньше, чем царская казна получала от них пятьсот солидов[705]. И дьявол прилагал все усилия к тому, чтобы этот замысел был выполнен, однако Христос благоволил разрушить его. Гунериху советовали его домочадцы, говоря: «Если это увеличит вашу долю, наши епископы, назначенные в области Трации и другие провинции, безропотно согласятся принять эти же условия». Вслед за тем царь, приказав собрать в одном месте святых дев, направил вандалов вместе с повивальными бабками из их племени, чтобы подвергнуть монахинь унизительному осмотру, нарушая их особые права и оскорбляя честь и стыдливость, прежде всегда окруженных почтением[706]. Чтобы подвергнуть их пытке огнем, праведниц безжалостно подвешивали, привязав к ногам тяжелый груз, а затем прикладывали им к спине, животу, груди и бокам раскаленные железные клинки. Царь же требовал от них, умоляющих о милосердии: «Сознайтесь, ибо вы грешили с вашими епископами и вашими священниками». Как мне стало известно, большинство их было замучено жестокостью пытки, те же, кто выжил, были сломлены и обезображены. Поистине, царь снискал себе ужасную славу, вступив на этот путь, и пошел он по нему совершенно открыто, как и все, что он делал, преследуя христиан. Но даже совершив подобное злодеяние, царь не мог придумать, чем еще осквернить Христову церковь.(II, 8)
Как я могу рассказать, не пролив реки слез, о том, что царь изгнал в пустыню епископов, пресвитеров, диаконов и других служителей церкви, общим числом 4966? Особенно тяжело пришлось тем, кто страдал подагрой, но и остальные на все последующие годы были лишены преходящих житейских благ. Среди них был блаженный Феликс, епископ Аббиританский[707], пребывающий в сане епископа уже 44 года, он был разбит параличом, так что тело его утратило всякую чувствительность, а голос был не отчетлив. Нам было совершенно ясно, что он не сможет ехать верхом, поэтому и мы, и приближенные царя умоляли его разрешить по крайней мере этому епископу, находящемуся уже на смертном одре, остаться в Карфагене. Однако пришедшему с этой просьбой тиран в ярости ответил: «Если он не может сидеть на лошади, запрягите диких быков, и пусть они совместными силами тащат его, пока не доставят туда, куда я приказал». И вот так, против ожидания, мы в течение всего пути везли его на запряженном муле как какое-то срубленное дерево.