Церковные историки IV-V веков

(II, 9) Все изгнанники были собраны в Сиккенском и Ларенском городах и находились там, пока пришедшие мавры[708] не забрали их с собой и не отвели в пустыню. Неожиданно появились у них два комита и, замыслив недостойную хитрость, обратились к исповедникам Божьим со льстивыми речами. «Что же такое, — спросили они, — открылось вам, что вы столь непримиримы и совсем не повинуетесь нашему господину, ведь вы можете быть на виду у царя и в почете, если только поторопитесь исполнить его волю?» Но те остались непреклонны и воскликнули громким голосом: «Христиане мы, католики, свято верующие в триединство Бога», — тогда их заключение стало еще более строгим, а стража еще более многочисленной, но все же мы получили возможность входить и говорить нашим братьям слова утешения и творить божественные таинства. Было там и множество маленьких детей, которые, видя религиозное рвение своих матерей, одни радовались, другие трепетали; одни в благоговении представляли себя святыми мучениками, другие стремились в лоно истинной веры, устрашенные гибелью вероотступников в водах потопа. Однако в то время никто из них еще не победил соблазны и плотские искушения, под бременем которых они склонялись до земли. Об этом тогда нам напомнила одна старая женщина, с которой у нас была в дороге короткая встреча. Когда мы пустились в путь вместе с сопровождающими и с Божьей помощью, то из-за солнечного зноя продвигались в основном только по ночам, и вот однажды мы заметили слабую женщину, несущую мешочек и какие-то одежды, на руках она держала единственного младенца и обратилась к нам со словами утешения: «Поспеши, Господь мой, ибо видишь ты всех святых служителей твоих, как они идут и торопятся с радостью навстречу испытаниям». Когда же мы воскликнули, что не знаем, то ли она блудница, то ли праведница и угодна Христу, женщина ответила: «Благословите, благословите и молитесь за меня и за этого ребенка, моего маленького внука, ибо, хоть я и грешница, но некогда все знали меня как дочь епископа Зуританского[709]». Тогда мы спросили: «Почему ты находишься в столь неподобающем месте, или ты проделала столь долгий путь и явилась сюда, чтобы показать нам ребенка?» Она ответила: «С этим младенцем ничтожная раба ваша направляется в изгнание, и нам не дойти одним потому, что он ненавистен своим врагам и, вероятно, в пути будет предан смерти». Когда мы услышали эти слова, глаза наши наполнились слезами и нечего было нам сказать ей, кроме как: на все воля Божья.

(II, 10) И когда враг рода человеческого, уже однажды сказавший: «Я получу свою долю овец, наполню душу мою, истреблю их мечом моим и наложу на них руку мою», — не смог ничего добиться, он отыскал удаленные и отвратительные места и заточил в них слуг Божьих. Кроме того, друзьям было запрещено посещать их и приносить слова утешения: у дверей была поставлена стража, и сами они жестоко страдали; затем слуги Христовы были брошены в еще более тесное узилище, как полчища саранчи или, точнее говоря, как драгоценнейшие пшеничные зерна. При таком скоплении людей у них не было никакой возможности выделить место для отправления естественных нужд; и они вынуждены были удовлетворять свои телесные потребности там же, где находились, так что ужасное зловоние вскоре стало для них худшим из всех наказаний. По этой причине, в конце концов, маврам было сделано приношение огромной ценности, чтобы как только вандалы уснут, мы могли тайно войти к заключенным. Войдя, мы начали погружаться до самых колен, словно в илистую трясину, и, видя себя в том положении, в каком некогда был Иеремия[710], говорили: кто рожден носить роскошные одежды, не брезгует и своими нечистотами. Что же дальше? Подгоняемые к выходу несущимися со всех сторон криками мавров, мы каждую минуту готовились к тому, что нас схватят.