Цесаревич и балерина: роман

– Трусиха несчастная! – тоном трагического актера изрек из зала Иогансон, но на сцену не поднялся. Кошка шмыгнула за кулисы, оберегая авторитет маэстро. – Продолжайте! Кстати, ныне помянутая Андреянова не остановила танец, даже когда ей с галерки на сцену бросили дохлую кошку. Прямо под ноги. Андреянова, как ни в чем не бывало, продолжала танцевать. Заканчивала свою вариацию уже под сплошные овации. Оркестра слышно не было. На руках несли из театра… А ты, словно темная деревенская старуха… Приметам веришь! И вот что, Настенька, когда ты из арабеска выходишь на турнан, не забывай – пальцы тут высокие… Правда, черных кошек я и сам смертельно боюсь, – неожиданно по-детски улыбнулся Иогансон.

Настя весело рассмеялась и, нечаянно обернувшись на своего мрачноватого партнера, даже несколько испугалась его откровенно влюбленных глаз… Если бы ее педагог Платон Карсавин сейчас их видел! Непременно бы попросил Настеньку запомнить это состояние. Во время мучительных репетиций Карсавин постоянно просил, чтобы Жизель, глядя на графа, стояла, будто пораженная молнией… Она так и стояла сейчас. В тени пыльных кулис школьного театра…

Известно: все на свете движется любовью. А в Императорской школе танца делалось все, чтобы доказать обратное. Все на свете движется только трудом и прилежанием! Классные дамы во главе с вездесущей Лихошерстовой денно и нощно следили, чтобы между воспитанниками и воспитанницами не было никаких «амуров». Не дай бог обменяться записочкой или улыбкой! Нужно было много хитростей и уловок, чтобы послать любовную корреспонденцию или букетик гвоздик, а в праздники и пасхальное яичко. Была изобретена даже хитроумная система. Вдоль окон репетиционного зала тянулся внутренний балкон, через который можно пройти на половину мальчиков. По обшарпанной лестнице – в переднюю. Это надо было делать только утром, когда ведущая наверх лестница была пуста. Опасное путешествие старшеклассники поручали своим подопечным из младших классов, и те, рискуя, несли амурные признания. Каким-то чудом минуя надзирательниц.

Во время урока танцев и репетиций со всех сторон следили классные дамы. Малейшее фривольное движение или кокетливая улыбка выжигались каленым железом. Даже в глаза смотреть во время танца запрещалось дольше положенного сюжетом.

Все воспитанники находились на казенном иждивении, и жизнь их была строго размеренной. После удара в колокол вели на обед. Идти – обязательно парами. Перед тем как сесть за стол, всех считали по головам. Согласно школьной легенде, это стало обязательным из-за «безумной Анны»…

…Много лет назад из школы была похищена воспитанница по имени Анна, девушка красивая и с отчаянным характером. На внутренней стенке своего шкафа Анна записывала историю своего романа. Читавшие говорили, что это была захватывающая история. Своего принца на белом коне Анна впервые увидела из окон дортуара: статный гвардейский офицер на своей паре белых лошадей медленно ехал по Театральной улице, внимательно разглядывая фасад школы. Эти его прогулки по Театральной улице стали регулярными, а Анна делала ему знаки из своего окна. В конце концов с помощью одной из нянюшек девушка, переодевшись горничной и покрыв голову шалью, выскользнула через служебные помещения по черной лестнице. После этого бегства все окна императорской школы, выходившие на улицу, были застеклены матовым стеклом.

И все же любовь брала свое. Как бы ни заколачивали окна. Приходила пора, и в школе появлялись новые «безумные Анны». Только имена менялись.

…В круглые оконца школьной церкви пробивался скудный свет зимнего дня, мешаясь с тусклыми огоньками лампад. Молодой священник, готовясь к предстоящей службе, негромко пробовал своим жиденьким тенорком псалмы и молитвы.

Время от времени благостную тишину нарушали игривые польки и вальсы, а то и опереточные мелодии Оффенбаха и Штрауса, доносящиеся из школьного театра, находившегося этажом ниже. Священника не так тяготила легкая музыка, как истошно-трагические вопли, издаваемые воспитанниками драматического отделения, которые находились под одной крышей с балетными. Сердцу молодого пастыря любезны были как раз балетные, отличавшиеся кротостью и смирением…

В створе арочных дверей возник знакомый грозный силуэт Варвары Ивановны. Священник почтительно поклонился ей, но Лихошерстова, так и не войдя в храм, грозно ступая, удалилась. Видно, была не в духе.

У Ольги Вознесенской была своя любимая икона. Свеча, которую она зажгла перед ней, едва не погасла от порывистого ветра – в крохотную церквушку, хлопая дверьми, шумно вошли мальчики. Избранник сердца Оленьки появился в Императорской школе танца совсем недавно. Перевели из московской балетной школы. Вместе должны танцевать па-де-труа на выпуске. Он – посередке, а Матильда с Ольгой – по сторонам.