Цесаревич и балерина: роман

Иосиф вместе с сестрами неспешно поднимался по заснеженным ступенькам римско-католической церкви Преображения, что на Васильевском острове. Чуть поодаль шли отец с матерью. Иосиф, оглянувшись, невольно загляделся на своего импозантного отца: тот и вне сцены выглядел величественно. Шествовал, как римский император. Многие оборачивались на семью Кшесинских. Все они были похожи на красивых гончих псов – узкие лица и живые глаза, близко поставленные к длинному носу. И еще было в их облике какое-то неуловимое превосходство, которое многих раздражало. Обывателям так и хотелось щелкнуть кого-нибудь из Кшесинских по породистому носу, хотя видимых причин не было: семья держалась не заносчиво и крайне любезно. С лиц не сходили приветливая улыбка и некое особое выражение, за которое недоброжелатели иронически окрестили Кшесинских святым семейством. Общественное мнение считало всех представителей клана коварными ханжами и хитрыми святошами. Одно слово – поляки.

…Сладковатый дым стелился над головами прихожан. Потрескивали свечи. Звуки органа настраивали на высокий лад, а ангельские голоса прошибали невольную слезу. Иосиф давно не был в костеле и сейчас жалел об этом. Усевшись с сестрами на заднюю скамью, он оглядел прихожан. Нестройное пение постепенно выравнивалось, голоса все увереннее возносили молитвы. Иосиф и раньше больше всех на свете любил свою семью, сестер, но сейчас, в эту святую ночь, захотелось обнять всех и расплакаться, не стыдясь слез. Он разглядывал цветные витражи и с трудом угадывал изображенные на них библейские сцены. Деревянные раскрашенные скульптуры неожиданно поразили его. Столько жизненной правды и глубины, казалось бы, в такой наивной архаике… Когда-то Иосиф недурно рисовал, пробовал заниматься и скульптурой. Затем увлекся игрой на мандолине, коллекционировал охотничьи ружья, а в последнее время всерьез подумывал бросить балетную карьеру и податься в какую-нибудь глухомань. Стать лесником, целые дни проводить наедине с природой.

Искоса взглянув на отца, он немного испугался, у того было совсем чужое лицо. За последний год отец как-то сразу постарел. До обидного мало мы вглядываемся в близкие и родные лица. Куда-то все торопимся…

Орган, хор, молитвы – от этого сладко щипало в носу. Ксендз с некоторой угрозой напоминал о Судном дне и загробной жизни, но Иосиф не очень в нее верил, в отличие от своих сестер. Ему была интересна жизнь земная.

Было много балетных. Петербургский балет наполовину был католическим, говорил на ломаном русском. Иосифа веселило, что полуночная месса чем-то похожа на сбор труппы после летних отпусков. В середине собора в толпе стоял красавец Энрико Чекетти со своей веселой женой. Как всегда, она полна необузданной энергии и безмерной глупости. Хорошо бы ей дать в руки молитвенник и заставить петь, но эта задача непосильная, ибо она болтает без умолку, скаля лошадиные зубы и немало гордясь их крепостью и белизной. Кажется, она вот-вот стукнет копытом, и в костеле послышится ржанье.

Мария Петипа, обычно смешливая, стоит у стрельчатого окошка со свечой в руках и хмурит брови, ждет отца. Вот появляется со своим многочисленным выводком и сам Мариус Иванович. Патриарх балета с неизменным капризно-брезгливым выражением лица о чем-то коротко говорит с дочерью, и вскоре все они удаляются.

Тем временем Матильда жгла свечу за свечой перед потемневшими иконами. В потрескивание свечей вплеталось ее дыхание, и страстный внутренний голос молил об исполнении хотя бы части девичьих желаний, среди которых не последнее место занимало нетерпеливое горение души в мечтах о высоком прыжке. Как же ей хочется, чтобы выросли хоть на несколько сантиметров ноги, ведь по возрасту это еще возможно. Впрочем, и эти ножки недурны… Матильда отошла от иконы и увидела Анечку Иогансон, поддерживающую под руку своего уставшего отца.

Иосиф, встретившись глазами с Аней, сделал вид, что не заметил ее, хотя, как ему показалось, та с невыразимой печалью глядела на него… Та, которая некогда занимала его ум и воображение, в которую был влюблен до беспамятства, сейчас оставляла его совершенно равнодушным. Как это случается? Отчего в душе – полная пустота? Куда это уходит? А ведь раньше каждый золотистый завиток ее волос, небесная лазурь ее чуточку раскосых глаз, ее внезапный заразительный смех, все ее существо заставляли содрогаться от нетерпения и ожидания. Ее голос преследовал его, манил и звал. Весь театр знал о его сумасшедшей любви. Дошло и до ее отца. Казалось, он разобьет свою скрипку о голову бедного Иосифа, но выяснилось, что Христиан Петрович был к нему весьма благосклонен. Иогансона даже видели за кулисами беседующим с королем мазурки Кшесинским, с которым доселе не разговаривал годами. Феликсу Ивановичу тоже нравилась Анечка Иогансон, как и всей семье Кшесинских. Тогда и предположить было трудно, что в один прекрасный день…