Читаем Цезарь полностью

Он сделал землевладельцами в Италии, выдав им доли из ager publicus,[2] сто двадцать тысяч солдат, сражавшихся под его начальством.

Да и в самом ли деле отрекся он от власти, он, кто, узнав на своей вилле в Кумах, за день до смерти, что квестор Граний, в расчете на ожидаемое событие, медлит уплатить сумму, которую был должен казне, приказал схватить квестора Грания и удавить беднягу прямо у него на глазах, у его постели?

На другой день после этой казни он умер, причем умер мерзкой, по правде сказать, смертью для человека, требовавшего называть его сыном Венеры и Фортуны и имевшего притязания, вполне, кстати говоря, оправданные, быть в наилучших отношениях со всеми красавицами Рима: он сгнил прежде, чем умереть! Как те тела, о которых говорит могильщик в «Гамлете»: «Rotten before he dies».[3]

Он испустил дух, пожираемый полчищами вшей, которые копошились в язвах, покрывавших все его тело, и, подобно колониям переселенцев, покидали одну язву лишь для того, чтобы попасть в другую.

Однако это не помешало тому, чтобы его похороны стали, возможно, самым пышным из его триумфов.

Его тело, которое везли из Неаполя в Рим по Аппиевой дороге, сопровождали ветераны.

Впереди этого нечистого трупа шагали двадцать четыре ликтора с фасциями; позади колесницы несли две тысячи золотых венков, посланных городами, легионами и даже частными лицами; по обеим сторонам колесницы, охраняя гроб, шествовали жрецы.

Следует признать, что Сулла, восстановивший римскую аристократию, не был популярен; но, помимо жрецов, здесь присутствовали также сенат, всадники и армия.

Многие опасались мятежа.

Однако те, кто ничего не предпринял против живого, позволили мертвецу спокойно проделать его последний путь.

И мертвец проделал его под умеренный гул торжественных возгласов сената и под оглушительные фанфары, заполнявшие эхом окрестности.

По прибытии в Рим смердящий труп был доставлен к трибуне, предназначенной для произнесения торжественных речей, и осыпан похвалами.

Наконец, его похоронили на Марсовом поле, где никого не хоронили после царей.

Женщины, близостью с которыми он похвалялся, эти потомицы Лукреции и Корнелии, принесли, помимо того, что содержалось в двухстах десяти корзинах, такое огромное количество благовонных смол, что после сожжения тела Суллы их осталось достаточно, чтобы вылепить статую Суллы в натуральную величину и статую ликтора, несущего перед ним фасции.

После того как Сулла умер в Кумах, был сожжен у трибуны, предназначенной для произнесения торжественных речей, и похоронен на Марсовом поле, Цезарь, как мы уже сказали, вернулся в Рим.

Но в каком состоянии пребывал тогда Рим?

Вот именно это мы и постараемся теперь рассказать.

<p>II</p>

В ту эпоху, к которой мы сейчас подошли, то есть в 80 году до Рождества Христова, Рим еще не был тем Римом, который Вергилий называет прекраснейшим из творений, ритор Аристид — столицей народов, Афиней — миром в миниатюре, а Полемон Софист — городом городов.

Лишь спустя восемьдесят лет, в эпоху, соответствующую появлению на свет Христа, Август скажет: «Взгляните на этот Рим, я принял его кирпичным, а оставляю мраморным».

И в самом деле, строительные работы Августа — до которого нам сейчас нет дела, но о котором, тем не менее, мы не прочь сказать попутно пару слов, — строительные работы Августа сравнимы с теми, какие происходят сегодня у нас, изменяя облик того другого прекраснейшего из творений, той другой столицы народов, того другого мира в миниатюре, того другого города городов, что зовется Парижем.

Однако вернемся в Рим времен Суллы.

Посмотрим, с чего он начался; посмотрим, к чему он пришел.

Постарайтесь отыскать среди этого беспорядочного нагромождения домов, покрывающего семь холмов, два пригорка, высотой схожие с той возвышенностью, что мы называем горой Святой Женевьевы, и которые называются, а вернее, назывались Сатурния и Палатий.

Сатурния — это крытая соломой деревня, основанная Эвандром; Палатий — это кратер потухшего вулкана.

Между двумя этими пригорками пролегает узкая лощина: некогда там была роща, сегодня это Форум.

Именно в этой роще были найдены легендарные близнецы и вскормившая их волчица.

Рим начался отсюда.

Через четыреста тридцать два года после падения Трои, через двести пятьдесят лет после смерти Соломона, в начале Седьмой олимпиады, в первый год десятилетнего правления афинского архонта Харопса, когда Индия уже одряхлела, Египет клонился к упадку, Греция поднималась по первым ступеням своего величия, Этрурия достигла вершины своего расцвета, а весь Запад и Север еще пребывали во тьме невежества, Нумитор, царь альбанов, подарил двум своим внукам, Ромулу и Рему, внебрачным детям Реи Сильвии, своей дочери, то урочище, где они были оставлены, а затем найдены.

Ромул и Рем были братья-близнецы, которых нашли в лесу, где их кормила молоком волчица.

Лес, где она вскормила их, и был той самой рощей, что располагалась в лощине между Сатурнией и Палатием.

Сегодня вы еще найдете родник, некогда орошавший эту рощу; он известен как источник Ютурны.

Перейти на страницу:

Все книги серии Дюма, Александр. Собрание сочинений в 87 томах

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза