По словам Вергилия, это сестра Турна вечно льет слезы, оплакивая смерть своего брата.
Воспримем здесь историю с точки зрения предания; у нас нет времени изучать ее как миф.
На том из двух этих пригорков, что был повыше, Ромул прочерчивает круговую линию.
— Мой город будет зваться Римом, — говорит он, — и вот стены, окружающие его.
— Ну и стены! — восклицает Рем, перепрыгивая через прочерченную линию.
Вероятно, Ромул лишь искал случая избавиться от своего брата.
Одни говорят, что он убил его дубиной, которая была у него в руке; другие утверждают, что он пронзил его мечом.
Когда Рем умер, Ромул пропахал плугом глубокую борозду по линии будущей городской стены.
Лемех плуга выворотил человеческую голову.
— Что ж, — сказал Ромул, — еще прежде я знал, что мой город будет зваться Римом; ну а его цитадель будет зваться Капитолием.
Ruma — «млечный сосок»; caput — «голова».
И действительно, Капитолий станет головой античного мира, а Рим — сосцом, из которого современные народы будут впитывать веру.
Как видим, название это было вдвойне символично.
В этот миг мимо пролетели двенадцать коршунов.
— Я предвещаю моему городу, — сказал Ромул, — двенадцать веков царствования.
И от Ромула до Августула прошло двенадцать веков.
Затем Ромул пересчитал свое войско.
Его окружали три тысячи пехотинцев и триста всадников.
То было ядро римского народа.
Через сто семьдесят лет после этого дня Сервий Туллий провел перепись населения.
Он насчитал восемьдесят пять тысяч граждан, способных носить оружие, и наметил новый пояс укреплений, внутри которого могли жить двести шестьдесят тысяч человек.
Этот пояс — Померий, священный предел, неприступная граница, которую мог расширить лишь тот, кто завоюет какую-нибудь область, населенную варварами.
Сулла воспользовался этим разрешением в 674 году от основания Рима, Цезарь — в 710-м, Август — в 740-м.
За этой границей простиралась священная земля, которую нельзя было ни застраивать, ни возделывать.
Но вскоре то, что было для Рима лишь ненатянутым и нетугим поясом наподобие того, что стягивал талию Цезаря, превращается в удушающий железный ошейник; по мере того как Рим завоевывает Италию, Италия завоевывает его самого; по мере того как он захватывает мир, мир захватывает его самого.
При всем том, следует заметить, Рим обладает высшими привилегиями; звание римского гражданина влечет за собой великие почести и, главное, великие права; римскому гражданину платят за голосование на Форуме, и он бесплатно ходит в цирк.
Но все эти расширения Померия мало что изменили.
И в самом деле, вокруг Рима располагается пояс городов-муниципиев, наделенных избирательным правом.
Каждый из этих городов является Римом в миниатюре; это старые сабинские поселения, а также Тускул, Лавиний, Ариция, Пед, Номент, Приверн, Кумы, Ацерры; позднее, в 188 году до Рождества Христова, к ним добавятся Фунды, Формии, Арпин.
Затем следуют города без избирательного права: сорок семь колоний, основанных в Центральной Италии перед Второй Пунической войной, и двадцать других, созданных между 197 и 177 годами до Рождества Христова, но еще более удаленных от Города (никто уже не говорит «Рим», все говорят «Город»); все эти колонии имеют право гражданства, но не имеют избирательного права.
Так что Рим стоит наверху спирали, словно статуя на вершине колонны.
Ниже Рима — муниципии, или города с правом гражданства и голосования; ниже муниципиев — колонии, обладающие лишь правом гражданства; наконец, ниже колоний — латиняне и италийцы, у которых правительство отобрало лучшие земли в пользу колонистов.
Италийцы были освобождены от денежных налогов, но не от «налога кровью»: из них рекрутировались римские войска; при этом относились к ним почти так же, как к покоренным народам, хотя сами они служили для покорения народов.
В 172 году до Рождества Христова, в год разгрома Персея, некий консул приказывает жителям Пренесты выйти ему навстречу и приготовить для него жилье и лошадей.
Другой приказывает высечь розгами магистратов одного из союзных городов, который не снабдил его продовольствием.
Некий цензор, дабы завершить храм, который он строил, велит снять кровлю с храма Юноны Лацинии, самого священного храма в Италии.
В Ферентине некий претор, пожелавший помыться в общественных банях, выгоняет оттуда всех посетителей и приказывает высечь розгами одного из квесторов города, вздумавшего воспротивиться этой прихоти.
Какой-то волопас из Венузии встречает на дороге римского гражданина, которого несли на носилках, — простого гражданина, заметьте.
— Эй! — говорит волопас, обращаясь к рабам. — Вы что, несете покойника?
Эти слова не понравились путешественнику, и он велит забить его палками.