Цезарь и Клеопатра

Руфий (бесцеремонно). Твое величество уже слышало все это. На прошлой неделе ты это повторяла Аполлодору, и он думал, что это твое собственное измышление.

Все величие Цезаря мигом исчезает; очень довольный, он снова садится и лукаво поглядывает на разъяренную Клеопатру.

(Кричит.) Эй, стража! Выпустите пленника. Он свободен. (Потину.) Ну, марш отсюда! Не сумел воспользоваться случаем.

Потин (запальчивый нрав которого берет верх над его осторожностью). Я буду говорить.

Цезарь (Клеопатре). Видишь? Никакая пытка не вырвала бы у него ни слова.

Потин. Цезарь, ты открыл Клеопатре искусство, с помощью которого римляне управляют миром.

Цезарь. Увы, они не умеют управлять даже сами собой. Ну и что же?

Потин. Что? Неужели ты так ослеплен красотой ее, что не видишь, как она жаждет царствовать над Египтом одна и всем сердцем ждет твоего отъезда?

Клеопатра (вскакивая). Лжец!

Цезарь (скандализованный). Что? Спорить? Пререкаться?

Клеопатра (пристыжена, но вся дрожит от сдерживаемой ярости). Нет, я не унижу себя, не стану возражать. Пусть говорит. (Снова садится.)

Потин. Я слышал это из ее собственных уст. Ты только орудие для нее: ты должен сорвать корону с головы Птолемея и возложить на ее голову. Предать нас всех в ее руки и себя тоже. А затем Цезарь может отправиться в Рим или во врата смерти, что вернее и ближе.

Цезарь (спокойно). Ну что же, друг, все это так естественно.

Потин (изумленный). Естественно? И тебя не возмущает предательство?

Цезарь. Возмущаться? Что даст мне возмущение, о глупый египтянин? Стану ли я возмущаться ветром, когда он леденит меня, или возмущаться ночью, что заставляет меня спотыкаться в темноте? Стану ли я возмущаться юностью, когда она отворачивается от старости, или возмущаться честолюбием, которому претит низкопоклонство? Прийти и говорить мне об этом – все равно как если бы ты пришел мне сказать, что завтра взойдет солнце.

Клеопатра (она больше не в силах сдерживаться). Но это ложь! Ложь! Я клянусь!

Цезарь. Это правда, хотя бы ты клялась тысячу раз и верила тому, в чем клянешься.

Клеопатра уже не владеет собой, лицо ее судорожно передергивается.

(Желая загородить ее, Цезарь встает и обращается к Потину и Руфию.) Идем, Руфий, проводим Потина мимо стражи. Мне нужно сказать ему несколько слов. (Тихо.) Нужно дать царице время овладеть собой. (Громко.) Идем. (Уводит Потина и Руфия, беседуя с ними по дороге.) Скажи друзьям твоим, Потин, пусть они не думают, что я противник того, чтобы разумно уладить дела в стране…

Они уходят, и конца фразы не слышно.

Клеопатра (сдавленным шепотом). Фтататита, Фтататита!

Фтататита (бросается к ней и успокаивает ее). Успокойся, дитя, не расстраивайся…

Клеопатра (прерывает ее). Нас кто-нибудь слышит?

Фтататита. Нет, голубка, говори.

Клеопатра. Слушай меня. Если он выйдет из дворца, не показывайся мне на глаза!

Фтататита. Он? По…

Клеопатра (бьет ее по губам). Убей его так, как я убила имя его на устах твоих. Сбрось его со стены, пусть разобьется о камни! Убей, убей, убей его!

Фтататита (оскаливаясь). Смерть собаке!

Клеопатра. Если ты не сделаешь этого, скройся с глаз моих навеки!

Фтататита (решительно). Да будет так! Ты не увидишь лица моего, пока глаза его не оденет мрак.

Возвращается Цезарь с изысканно разодетым Аполлодором и Руфием.

Клеопатра (Фтататите). Возвращайся скорей, скорей!

Фтататита на секунду устремляет на свою повелительницу понимающий взгляд, затем мрачно проходит мимо Ра и скрывается. Клеопатра, словно газель, стремительно бросается к Цезарю.

Так ты вернулся ко мне, Цезарь? (Ластясь к нему.) А я думала, ты рассердился. Добро пожаловать, Аполлодор! (Протягивает ему руку для поцелуя, другой рукой обнимает Цезаря.)

Аполлодор. Клеопатра изо дня в день становится все более и более женственно-прекрасной.

Клеопатра. Правда, Аполлодор?

Аполлодор. О нет! Это еще далеко от правды. Друг Руфий бросил в море жемчужину – Цезарь выудил драгоценный алмаз.

Цезарь. Цезарь выудил ревматизм, друг мой. Идемте обедать. Обедать!

Идут к столу.