Цезарь, или По воле судьбы

– Отчего-то boni не считают действия своих сторонников достойными порицания. А потому задаю вам вопрос. Что предпочло бы большинство сенаторов? Жесткие, прямые, но вполне правомерные репрессалии Гая Цезаря в Галлии или тайные, жестокие и совсем неправомерные репрессалии Марка Брута, совершенные им по отношению к старейшинам кипрского города Саламин, когда они не смогли уплатить его миньонам сорок восемь процентов накрутки на их общий долг? Я слышал, что Гай Цезарь судил некоторых галльских вождей и казнил их. Я слышал, что Гай Цезарь убил много галльских вождей на поле сражения. Я слышал, что он отрубил руки четырем тысячам галлов, которые ополчились на Рим. Но нигде я не слышал, что Гай Цезарь одолжил кому-то деньги, а потом посадил своих должников под замок и держал их там, пока они не умерли с голоду! Именно это проделал Марк Брут, этот выдающийся представитель римской сенаторской молодежи!

– Это подло, Гай Курион! – прошипел Брут сквозь зубы. – Старейшины Саламина умерли не по моей воле.

– Но ты ведь осведомлен об их участи, разве не так?

– Да, но лишь из клеветнического письма Цицерона.

Курион критически хмыкнул и опять обратился к собравшимся:

– Что же до заявления, будто бы Цезарь незаконно предоставлял кому-то римское гражданство, то покажите мне, где он действовал иначе, чем наш любимый, но пребывающий не в ладу с законом Гней Помпей Магн! Или, раньше, Гай Марий! Или любой наместник, основывавший когда-либо колонии! Кто селится в них? В своей массе люди, не являющиеся гражданами Рима, но проявляющие лояльность. Это давняя практика, почтенные отцы, и завел ее не Гай Цезарь. Это стало частью mos maiorum – предоставлять римское гражданство тем местным жителям, которые легально, преданно и героически служат нашему делу. И ни один легион Цезаря нельзя назвать вспомогательным! Костяк каждого составляют чистокровные римляне.

Гай Марцелл-старший презрительно фыркнул:

– Для человека, который заявил, что сейчас не время и не место устраивать судилище, Гай Курион, ты только и делаешь, что ведешь себя как адвокат, защищающий Цезаря на судебном процессе.

– Да, это почти так, – согласился с легкостью Курион. – Но я уже перехожу к сути вопроса. Речь пойдет о письме, которое сенат послал Гаю Цезарю в начале прошлого года в ответ на просьбу Цезаря отнестись к нему так же, как к Гнею Помпею Магну, который недавно баллотировался на должность консула in absentia, являясь одновременно куратором по заготовке зерна и наместником обеих Испаний. «Конечно, Магн, без проблем!» – вскричали тут многие и с неприличной поспешностью прогнали это незаконное дельце через малочисленные трибутные комиции! Но Гаю Цезарю, ни в чем не уступающему Помпею Магну, эти же сенаторы не постеснялись сказать: «Поешь-ка ты говна, Цезарь!»

Отважный маленький терьер показал зубы.

– Я скажу вам, почтенные отцы, что я намерен делать. Я буду продолжать налагать вето на вопрос о наместничестве Цезаря до тех пор, пока сенат Рима не согласится отнестись к Гаю Цезарю именно так, как он отнесся бы к Гнею Помпею Магну. Я отзову вето лишь при условии, что любые меры, применяемые по отношению к Гаю Цезарю, тут же будут применены и к Гнею Помпею! Если сенат лишит Гая Цезаря полномочий, провинций и армии, всего этого одновременно должен лишиться и Гней Помпей!

Все, как по команде, выпрямились. Помпей, потерявший всякое сходство со своей статуей, изумленно таращился на Куриона. Консуляры, поддерживавшие Цезаря, во весь рот улыбались.

– Молодец, Курион, так их, так их! – крикнул Луций Пизон.

– Заткнись! – заорал ему Аппий Клавдий.

– Я предлагаю, – вопил Гай Марцелл-старший, – тут же лишить Гая Цезаря полномочий, провинций и армии! Лишить!

– Я налагаю вето на это предложение, младший консул, если ты не добавишь к нему, что полномочий, провинций и армии лишается и Гней Помпей!

– Сенат постановил считать наложение вето на вопрос о проконсульстве Гая Цезаря изменой! Ты изменник, Курион, и я сам прослежу, чтобы тебя предали смерти!

– Я и на это налагаю вето, Марцелл!

Павел поднялся с кресла.

– Собрание закончено! – прорычал он. – Закончено! Все – вон отсюда!

Пока сенаторы покидали курию, Помпей недвижно сидел на стуле, уже без особой радости разглядывая свою статую. Примечательно, что ни Катон, ни Агенобарб, ни Брут, ни кто-либо из других boni не подошел к нему, что могло бы быть истолковано как просьба прийти поговорить. Только Метелл Сципион присоединился к нему. Когда все вышли, они вместе покинули курию.

– Я поражен, – сказал Помпей.

– Не больше, чем я.

– Что я сделал Куриону?

– Ничего.

– Тогда почему он накинулся на меня?

– Не знаю.

– Он – человек Цезаря.

– Теперь мы уверены в этом.

– Впрочем, я никогда ему не нравился. Он клеймил меня и в год консульства Цезаря, и потом.

– Тогда он был человеком Публия Клодия, а Клодий всегда ненавидел тебя.

– Но все-таки, почему именно я?

– Ты – враг Цезаря, Магн.

Голубые глаза на отекшем лице удивленно расширились.

– Я не враг Цезарю! – возразил надменно Помпей.

– Чушь. Разумеется, враг.