Цезарь, или По воле судьбы

Но когда первого апреля состоялось заседание сената в храме Аполлона, людей было так мало, что кворума не набралось. Ужасный удар для Цезаря. Из консуляров пришли только Луций Вулкаций Тулл и Сервий Сульпиций Руф, причем последний был настроен враждебно. К тому же выяснилось еще одно непредвиденное обстоятельство: кроме Марка Антония и Квинта Кассия, на скамье плебейских трибунов сидел Луций Цецилий Метелл – ярый boni, готовый заблокировать любое вынесенное на обсуждение предложение. И Цезарь теперь ничего не мог с этим поделать. Ведь именно для защиты прав народных избранников его тринадцатый легион пересек Рубикон.

Несмотря на отсутствие кворума, что не позволяло принимать законы, Цезарь наконец заговорил о вероломстве boni и о своем совершенно законном марше в Италию. Он подробно остановился на отсутствии жертв, а также на милосердии, проявленном в Корфинии.

– А теперь о том, что надо сделать немедленно, – сказал он в заключение. – Сенат должен послать делегацию к Гнею Помпею в Эпир. Делегаты будут официально уполномочены вести переговоры о мире. Я не хочу гражданской войны, будь это в Италии или в другом месте.

Присутствующие – их набралось не более сотни – зашевелились. Вид у всех был разнесчастный.

– Очень хорошо, Цезарь, – сказал Сервий Сульпиций. – Если ты думаешь, что делегация чему-то поможет, мы ее, безусловно, пошлем.

– Могу я узнать имена десяти желающих ехать?

Но все промолчали.

Сжав губы, Цезарь посмотрел на городского претора Марка Эмилия Лепида. Младший сын человека, покусившегося в свое время на римскую государственность и умершего то ли от сердечного приступа, то ли от пневмонии, патриций Лепид всемерно пытался восстановить в правах свой некогда очень влиятельный род. Этот видный мужчина с перерубленной мечом переносицей лишь недавно сообразил, что ни ему, ни его брату Марку Эмилию Лепиду Павлу никогда не снискать доверия boni. Приход Цезаря был настоящим спасением для него.

Он встал, готовый сделать то, о чем с ним чуть раньше приватно поговорили:

– Отцы, внесенные в списки, проконсул Гай Цезарь просит, чтобы ему предоставили свободный доступ к фондам римской казны. Я предлагаю разрешить ему это. Естественно, не без выгоды для казны. Гай Цезарь хочет взять ссуду под десять обычных процентов.

– Я налагаю вето на твое предложение, Марк Лепид, – объявил Луций Метелл.

– Луций Метелл, это же выгодно Риму! – воскликнул Лепид.

– Ерунда! – презрительно фыркнул Луций Метелл. – Во-первых, твое предложение при отсутствии кворума так и так не пройдет. Во-вторых, что гораздо важнее, приняв его, мы фактически узаконим все действия Цезаря при существующих разногласиях между ним и настоящим правительством Рима. Если у Цезаря нет своих средств, пусть прекратит захватническую войну. Я налагаю вето.

Лепид, обладавший быстрым умом, возразил:

– Сейчас действует senatus consultum ultimum, во время которого вето не принимаются во внимание, Луций Метелл.

– Ах, – широко улыбнулся Луций Метелл, – но это положение ввел прежний сенат! Цезарь пришел, чтобы защитить права и жизнь плебейских трибунов, и это его сенат, его правительство. Следует полагать, что краеугольным камнем его правительства является право плебейских трибунов налагать вето.

– Благодарю за то, что освежил мою память, Луций Метелл, – сказал Цезарь.

Распустив сенат, Цезарь созвал в цирке Фламиния народ. Собрание оказалось более многочисленным, к тому же пришедшие не испытывали любви к boni. Толпа внимательно выслушала речь Цезаря и выказала готовность во всем его поддержать. Особенно после того, как Цезарь пообещал продолжить бесплатную раздачу зерна, как это делал Клодий, и выдать каждому римлянину по триста сестерциев.

– Но, – сказал Цезарь, – я не хочу поступать как диктатор. И продолжу переговоры с сенатом, пока не добьюсь положительных результатов. А потому прошу вас не принимать в настоящее время никаких радикальных решений.

Это оказалось ошибкой. Ситуация зашла в тупик. Сервий Сульпиций ратовал за мирное разрешение кризиса, но никто из сенаторов не изъявлял желания ехать к Помпею, а Луций Метелл налагал вето каждый раз, когда Цезарь требовал денег.

На рассвете четвертого апрельского дня Цезарь пересек римский померий и вошел в город в сопровождении двенадцати ликторов (одетых в темно-красные туники, с топориками в фасциях – только диктатору разрешалось такое внутри священных границ города). С ним шли два плебейских трибуна и praetor urbanus Лепид. Марк Антоний и Квинт Кассий были в полном боевом облачении и с мечами.

Цезарь шел прямо к храму Сатурна, в чьих подвалах хранилось основное богатство Рима.

– Начинайте, – прозвучал короткий приказ.

Лепид кулаком ударил по бронзе.

– Откройте городскому претору! – крикнул он.

Правая створка дверей приотворилась, наружу высунулась голова.

– Да? – произнесла она с тихим ужасом.

– Впусти нас, tribunus aerarius.

Вдруг, словно ниоткуда, возник Луций Метелл, загородивший дверной проем:

– Гай Цезарь, ты пересек померий и лишился всех своих полномочий.