Цезарь, или По воле судьбы

– Курион, мне нужна твоя помощь. Ты надежный союзник, ты отважен и храбр. Возьми все когорты Агенобарба и набери в дополнение к ним людей, чтобы составить не менее четырех легионов. Набирай в Самнии и Пицене, но не в Кампании. Тебе надлежит прогнать с Сицилии Постумия, Катона и Фавония. Сицилия нам необходима как воздух. Как только справишься с этим, оставь на острове гарнизон и отправляйся в Африку – она нужна нам не меньше. В результате все зерно будет нашим. С тобой поедут Ребил в качестве помощника и не бывавший еще в боях Поллион.

– Да, Цезарь.

– Все получившие назначения наделяются полномочиями пропреторов.

У Куриона зачесался язык.

– Пропреторам полагаются шесть ликторов. Могу я увить их фасции лавром?

Впервые маска слетела.

– Почему бы и нет? Италия завоевана, – ответил Цезарь и добавил с горечью: – Завоевана. Да. Но ее почему-то никто не защищал. – Он резко кивнул. – Это все. Доброго дня.

Курион с гиканьем помчался домой, схватил в охапку Фульвию и принялся целовать. Цезарь дал ему на подготовку к походу целых пять дней.

– Фульвия, Фульвия, я теперь полководец! – радостно выкрикнул он.

– Что?!

– Мне поручено с четырьмя легионами – с четырьмя, ты только вообрази! – захватить Сицилию, а потом север Африки! Это моя война! Я – пропретор, Фульвия, я украшу мои фасции лавром! Я – командир! У меня шесть ликторов! Мой помощник – убеленный сединой ветеран Каниний Ребил! Я – его начальник! И еще со мной Поллион! Разве это не замечательно?

Беззаветно преданная ему жена просияла, поцеловала дорогое веснушчатое лицо:

– Мой муж – пропретор! – Новые поцелуи. – Курион, я тобой горжусь!

Вдруг выражение ее лица изменилось.

– Но это значит, что ты должен ехать? Когда тебя облекут полномочиями в сенате?

– Не знаю, состоится ли нечто подобное, – ничуть не смутившись, заявил Курион. – Цезарь сам присвоил нам статус пропреторов, но, строго говоря, он ведь не имеет на это права. Так что мы должны ждать leges curiatae.

Фульвия оцепенела:

– Он метит в диктаторы.

– Да. – Курион отрезвел, нахмурился. – Поразительное спокойствие. Я такого еще никогда не видел. Он сидел и невозмутимо, совсем не волнуясь, отдавал приказы. Решительность, немногословие, точные формулировки. Этот человек феноменален! Он отлично знает, что у него нет никаких прав ни на что, и абсолютно игнорирует это! Я по наивности полагал, что автократа из него сделали десять лет единоличного управления Галлиями, но – о боги, Фульвия! – нет, нет и нет! Он рожден властвовать! И теперь меня удивляет, как ему удавалось так долго это скрывать! О, я помню, как раздражала меня непререкаемость его суждений, когда он был консулом! Но я тогда думал, что это Помпей дергает за ниточки. Теперь я знаю, что это попросту невозможно. Цезарь держит в руках все ниточки и дергает за них сам.

– Моего Клодия кто-то определенно задергал, хотя ему уже все равно, что я сейчас говорю.

– Он не терпит ни малейшего сопротивления, Фульвия. И при этом шагает к цели, не проливая римскую кровь. Сегодня я слышал диктатора, выскочившего во всеоружии из чела Зевса.

– Второй Сулла.

Курион энергично замотал головой:

– О нет. Только не Сулла. У него нет слабостей.

– Но сможешь ли ты служить автократу?

– Думаю, да. По одной причине. Рим сейчас нуждается в Цезаре. В его твердой руке. Но сам Цезарь притом уникален. Впоследствии никому не удастся его заменить.

– Тогда хвала богам, что у него нет сыновей.

– А также родичей, могущих претендовать на наследование его положения.

В самом сыром и темном углу Римского форума располагалась резиденция великого понтифика, огромное холодное строение, лишенное каких-либо архитектурных красот. Приближалась зима, внутренние дворы уже выстыли, но в этом мрачном здании была просторная теплая гостиная, отапливаемая двумя большими жаровнями. Раньше она принадлежала Аврелии, и в те времена весь периметр ее занимали гигантские стеллажи, заваленные книгами, разнообразными документами и счетами. Однако все это ушло. Стены гостиной вновь отливали золотом, пурпуром и кармином под темно-фиолетовым потолком, с рисунком в виде золоченых сот. Кальпурния долго отнекивалась от переезда в апартаменты покойной свекрови. Сделать это уговорил ее Евтих, управляющий. Он намекнул новой хозяйке, что в свои семьдесят ему уже трудновато взбираться по лестнице, да и остальным слугам тоже. И Кальпурния спустилась вниз. Правда, с тех пор пробежало пять лет, и любое воспоминание об Аврелии теперь лишь согревало душу.

Кальпурния сидела с тремя котятами на коленях, двумя полосатыми и одним черно-белым, осторожно перебирая их шерстку. Котята спали.

– Мне нравится их безмятежность, – сказала она своим гостьям и улыбнулась. – Мир может рухнуть, а они будут спать. Такие милые. Мы, gens humana, утратили дар беззаботного сна.

– Ты видела Цезаря? – спросила Марция.

Большие карие глаза погрустнели.

– Нет. Я думаю, он очень занят.

– Ты не пыталась увидеться с ним? – спросила Порция.

– Нет.

– А ты не думаешь, что стоило попытаться?

– Порция, он ведь знает, что я здесь.