Цезарь, или По воле судьбы

А Теодат, напротив, женоподобен, хотя его мошонка полна. Томный, бледный, всегда слегка сонный. Ни толковый ученый, ни выдающийся педагог, просто большой друг отца в свое время. Редкостное везение, вот и все. То, чему он учит Птолемея, не имеет ничего общего ни с историей, ни с географией, ни с риторикой, ни с математикой. Как это ни противно, но Клеопатре доподлинно стало известно, что ее брат-супруг уже втянут в сексуальную жизнь. Этим самым «воспитателем», большим любителем мальчиков. «Я буду вынуждена, – думала она, – довольствоваться тем, что останется после Теодата. Если я доживу до этого дня. Теодат тоже жаждет заменить меня Арсиноей. Он и Потин полагают, что смогут манипулировать ею. Полные идиоты! Неужели не понимают, что Арсиноя строптивей, чем я? Да, началась война за главенство в Египте. Либо они убьют меня, либо я их. Если я, то клянусь, в тот же день умрет и мой брат. Маленький развратный гаденыш».

Зал для аудиенций не был собственно тронным залом. В этом огромном архитектурном комплексе имелись даже свои дворцы во дворцах, а уж тронный зал поразил бы и самого Марка Красса. Но молодого Гнея Помпея повергло в восторг и то помещение, где его приняли. Греческий стиль тут, конечно, преобладал, но и египетский внес немалую лепту, ибо во внутренней отделке строения принимали участие художники Мемфиса. А потому настенная роспись была непривычной римскому глазу. Плоскостные, неестественные изображения людей, животных, лотосов, пальм. Никакой мебели, никаких статуй. Только два трона на возвышении.

А по бокам этого возвышения стоят два гиганта. Гней Помпей только слышал о таких великанах, но сам их никогда не видел, даже в бродячих цирковых труппах. Правда, видел женщину, им подобную. Очень красивую, но все равно несравнимую с двумя этими молодцами в золотых сандалиях и коротких юбочках из леопардовых шкур. Пояса и ожерелья нестерпимо сверкают. Каждый медленно машет огромным опахалом, длинное древко усыпано драгоценностями, а само опахало сделано из разноцветных пушистых перьев, удивительного размера и красоты. Однако больше всего поражала черная кожа гигантов. Не смуглая, не коричневая, а эбеновая, лоснящаяся с легким, как у черного винограда, фиолетовым отливом. Тирский пурпур, да и только! Он видел подобные лица у статуэток; когда хорошим греческим и римским скульпторам везло на подобную натуру, они сразу же делали портреты. Гортензий приобрел статуэтку, изображавшую черного мальчика, Лукулл – бронзовый бюст мужчины. Но все это были лишь бледные тени реальных людей. Высокие скулы, точеные носы, очень полные, четко очерченные губы, влажные черные, странно мерцающие глаза. Короткие волосы, завитые в мелкие кольца, очень тугие, как на шкурках утробных бактрийских ягнят. Парфянские цари так ценят эти шкурки, что никому больше не позволяют шить из них что-нибудь для себя.

– Гней Помпей Магн! – бросился к нему человек в пурпурной тунике под пышной греческой хламидой, с цепью на плечах – знаком его высокого положения. – Добро пожаловать, добро пожаловать!

– Я не Магн! – резко и недовольно перебил римлянин. – Я просто Гней Помпей. А ты кто? Царевич?

Женщина на более высоком троне заговорила сильным, мелодичным голосом.

– Это Потин, наш главный распорядитель, – произнесла она. – Мы – Клеопатра, царица Александрии и Египта, – от имени Александрии и Египта приветствуем тебя, Гней Помпей. Если хочешь остаться, Потин, отойди назад и не раскрывай рта, пока тебе не прикажут заговорить.

«Ого! – подумал Гней Помпей. – Она его явно недолюбливает. И похоже, у них это взаимно».

– Это честь для меня, великая царица, – сказал он. – А это, я полагаю, царь Птолемей?

– Да, – коротко подтвердила она.

Вердикт Гнея Помпея был таков: она весит меньше, чем мокрое кухонное полотенце, а росточком не наберет и пяти римских футов. Тощие ручки, тощая шейка. Кожа, впрочем, приятная, смугло-оливковая, но не скрывающая голубизны тонких вен. Волосы светло-каштановые, разделенные на несколько прядей шириной в дюйм и собранные на затылке в пучок. На ум ему почему-то пришла полосатая кожица летнего арбуза. Белая лента – царская диадема – повязана не на лбу, а за линией волос. Одеяние свободное, в греческом стиле, хотя и сшито из превосходного тирского пурпура. Ни одной драгоценности, кроме золоченых сандалий, очень маленьких и словно не предназначенных для ходьбы.

Свет, льющийся из отверстий под потолком, позволял видеть, насколько она некрасива. Правда, этот недостаток смягчала юность. И большие глаза, золотисто-зеленые, а может быть, карие. Губы очерчены резковато, но их хочется целовать. А вот нос подкачал. Он вполне мог соперничать с клювом Катона. Огромный, с типично еврейской горбинкой. Никаких следов македонской крови. Восточный тип.

– Для нас большая честь принимать тебя, Гней Помпей, – продолжила она звучно. Ее классический греческий был безупречен. – Просим извинить нас, что мы не говорим с тобой на латыни, но у нас не было возможности освоить ее. Чем мы можем быть тебе полезны?