Цезарь Каскабель (иллюстр.)

Всю вторую половину ноября падал необыкновенно обильный снег. Гонимый штормами, он накапливался у стенки вокруг «Прекрасной Колесницы» и вскоре совсем завалил ее.

В сущности, сугробы не представляли никакой опасности; наоборот, они лучше защищали от холода, и Каскабели не роптали. Корнелия экономила керосин, используя его только для приготовления пищи. Немаловажное достижение, ведь когда кончится драгоценное топливо, пополнить его запас или заменить будет нечем.

Благодаря сугробам температура в отсеках оставалась сносной — три-четыре градуса выше нуля. Она даже поднялась, когда снежные массы погребли под собой «Прекрасную Колесницу». Теперь не хватало не столько тепла, сколько воздуха, которому снег перекрывал все пути.

Потому, посчитав весьма своевременным приступить к генеральной уборке, все дружно взялись за это скучное занятие.

Господин Серж расчистил коридор вокруг фургона и освободил выход из крепости на льдину. Он позаботился и о том, чтобы сориентировать лаз на запад, иначе его опять скоро завалили бы восточные метели.

Тем не менее далеко не все опасности удалось предусмотреть и ликвидировать, в чем мы скоро убедимся.

Путешественники не покидали фургон ни днем, ни ночью. Он надежно укрывал их от метели и мороза, который крепчал день ото дня, что подтверждалось медленным, но неуклонным падением ртутного столбика.

Только господин Серж и Жан не прекращали своих ежедневных вылазок и наблюдений в те минуты, когда тусклый свет окрашивал горизонт, за которым пряталось солнце. К тому же они по-прежнему питали несбыточную надежду встретить китобойное судно, зазимовавшее в этих краях или спешащее к Берингову проливу, по-прежнему мечтали окончательно причалить к ледяному полю, которое сообщается с континентом! Вернувшись в дом на колесах, они наносили на карту предполагаемое направление дрейфа.

Как уже говорилось, после выхода из Порт-Кларенса охота не поставляла свежей дичи к столу «Прекрасной Колесницы». Как ни колдовала Корнелия, из тощего мяса морских птиц деликатесов не получалось. Несмотря на все ее кулинарное искусство, блюда из чайки и буревестника никому не пришлись по вкусу. Поэтому Жан решил не тратить порох и свинец на этих уж слишком арктических пернатых. Но все-таки каждый раз, выходя наружу, он не ленился брать с собой ружье, и однажды, двадцать шестого ноября после полудня, оно ему очень пригодилось. В лагере услышали выстрел, а затем голос Жана, который звал на помощь.

Все удивились и встревожились. Господин Каскабель, Сергей Васильевич, Сандр, Клу и собаки моментально выскочили из Фургона.

— Скорее! Скорее! — кричал Жан.

В то же время он метался туда-сюда, словно хотел отрезать путь к отступлению какому-то животному.

— Что случилось? — спросил господин Каскабель.

— Я ранил тюленя, он улизнет, если мы дадим ему подобраться к морю!

Красавец зверь огромных размеров, раненный в грудь, оставлял на снегу кровавый след. Несомненно, ему удалось бы уйти если бы не подоспела помощь. Клу отважно бросился на тюленя который сильным ударом хвоста сбил Сандра с ног. Не без труда зверя укротили, и Жан, приставив дуло ружья к его голове, вышиб ему мозги.

Тюленье мясо — не самая привлекательная еда для шестерых едоков Корнелии, зато отличный корм для Ваграма и Маренго. Если бы собаки обладали даром слова, они здорово отблагодарили бы Жана за такой нежданный подарок.

— В самом деле, почему животные не говорят? — за столом высказался по этому поводу господин Каскабель.

— По очень простой причине — они не настолько умны, чтобы выражать свои мысли словами, — ответил господин Серж.

— Так вы думаете, — изумился Жан, — что недостаток слов происходит от недостатка ума?

— Да, конечно, дружище Жан, это так, по крайней мере у высших животных. Гортань собак идентична человеческой. Они вполне могли бы разговаривать, и если они этого не делают, значит, их разум недостаточно развит, чтобы складывать свои впечатления в слова.

Да, тезис спорный, но его отстаивают многие современные физиологи.

Нужно отметить, что настроение господина Каскабеля все-таки потихоньку менялось к лучшему. Хотя он, как и раньше, винил себя в бедственном положении семьи, его природный оптимизм брал верх. Он привык выкручиваться из самых гибельных ситуаций и не хотел верить, что его счастливая звезда закатилась… Нет! Лишь чуть-чуть потускнела. Заметим, до сих пор Каскабели не испытывали физических страданий. Правда, если положение опять осложнится, чего вполне можно ожидать, то, как знать, не наступит ли новый кризис настроения?

Поэтому, в предвидении несладкого будущего, господин Серж не уставал подбадривать маленькое сообщество. Длинными, скучными, бездеятельными вечерами, сидя за столом при свете лампы, он рассказывал разные истории, смешные и не всегда правдоподобные, о своих путешествиях по Европе и Америке. Жан и Кайетта с жадностью слушали его, прижавшись друг к другу, на их вопросы он отвечал всегда назидательно и подробно. В заключение, ссылаясь на свой опыт, он обычно говорил: