— Ох, беда с этой девкой! — вздохнула Клавдия Егоровна. — Шибко в детстве баловали, а теперь поздно исправлять. Еще когда Наталья жива была, худо-бедно, но справлялись с ней, а теперь и слушать никого не хочет. Денег требует. Ладно б на хорошие дела, а то, небось, на гульки развратные. Ну, отец и перестал давать вдоволь. Так она повадилась вещи из дому таскать. А он её застал на горячем, рассерчал очень:
— Где мой професарь? — кричит. — Ты украла!
— Какой профессор? — не поняла я.
— А шут его знает! Может, и не професарь. Фесарь, во! Или… хезарь?
— Может… ЦЕЗАРЬ?! — не поверила я своей удаче.
— Точно, цезарь! Цезарь, цезарь. Хозяин же у нас этот, как его? Нудисист.
— Нудист? — поразилась я.
— Нет, не так. Гоми…
— Гомик?!
— Гомизмат!
— ?!
— Ну, который деньги старые собирает, как же его кличут?
— Нумизмат, — подсказала я.
— Фу ты! Ну-ми-змат, — по слогам повторила старая женщина. — Слова уж больно мудреные. И зачем людям голову морочат? То ли дело у нас, в России. Мыло, значит, мыть. Шило, чтобы шить. Так вот у него как раз монетка пропала. Уж какая-то шибко редкая и, видать, дорогущая! Чудные люди, монеты старые, никакой пользы от них, а за них такие деньжищи отваливают! Вот он дочку свою и заподозрил. Верни, кричит, по-хорошему, не то худо будет!
— А она что?
— Тоже кричит. Мне, мол, твоего ничего не надо. Только своё беру. Короче, прогнал он её из дому. Вот такие карусельки!
Господи! Неужели «цезарь» нашёлся?! Так это, значит, монетка такая. Редкая и дорогая.
— Клавдия Егоровна, а как бы мне с Алиной повидаться?
— Уж и не знаю, милая. Адресок Натальиных родителей я тебе дам, а там ли она, точно сказать не могу.
Сердце у меня колотилось. В голове стали выстраиваться какие-то схемы, связи. Но всё равно, до полной картины ещё многого не хватало. Надо всё обдумать, сопоставить. Так вот, значит, где «цезарь» объявился. Ну что ж, есть теперь о чём поговорить и с Алиной, и с Рисухиным, да и с самим Труфановым. Впрочем, и из домработницы — этого кладезя ценной информации можно и нужно ещё начерпать необходимых сведений.
— Клавдия Егоровна, — воодушевилась я, — а как Вы думаете, кто мог подстроить всё это с пистолетом?
— Ой, и не знаю, милая. Все, вроде, порядочные, обходительные. И давно друг дружку знают. Из новых — только девица та разнаряженная, Шкура что ли?
— Мура, — поправила я. — И что она?
— Да всё туда-сюда шныряла. Я, правда, на кухне возилась. Ну, иногда там убрать, поднести. У меня своими мыслями голова занята. А от неё одни проблемы. Напилась. Посуду побила. Мне пришлось потом осколки выбирать, чтоб не порезался никто.
Мы стояли как раз в комнате, где накануне происходило застолье, и домработница по привычке ещё раз придирчиво осмотрела полы: не притаился ли где случайно коварный осколочек?
— О! Смотри, — сказала вдруг она, — обоина отодрана. Кто же это нашкодил? А, может, это я зацепила стулом, когда мебель расставляла?
Я наклонилась к стене. Над плинтусом не хватало небольшого, с ладонь, кусочка цветной бумаги. Странно, подумала я, кому понадобилось портить дорогие обои? Может, и вправду, Егоровна случайно свезла?
— А Мура возле пиджака Виталия не крутилась? — я попыталась отвлечь её внимание от мелких домашних проблем и направить в необходимом мне направлении. — Или, может быть, кто-то другой?
— Да я, честно сказать, и не приглядывалась. Кабы знать, что смертоубийство замышляется, я бы присмотрела.
Кабы знать! Кабы всё знать, то и горю не бывать. Как говорится, знание — сила, а незнание — могила!
ГЛАВА 18