Цианид

«Со мной ты не была такой великодушной. Когда я пытался втолковать тебе то же самое – ты была слепа, глуха и холодна…»

Вены на руках Митчелла раздулись от напряжения, и на секунду мне показалось, что сейчас он прикажет мне встать на колени и показать, на что способен мой рот.

«Он не попросит. Потому что твой рот – как прорезь для пуговицы, такой же несексуальный…»

«Убирайся к черту, ты, тварь!» – мысленно заорала я, зажмуриваясь.

Митчелл тут же выпустил мою руку, когда понял, что она трясется, притормозил и зашептал мне слова любви, но в моей голове уже проскочила черная искра – крохотная оса с металлическими крыльями и смертоносным жалом, которая будет кружить в моей голове, пока не сведет с ума.

Я остановила Митчелла и резко села на кровати:

– Прямо сейчас… Я хочу тебя до одури… Можно?

Дважды просить не пришлось. Он и так был на грани. Тут же потянулся к прикроватному столику за презервативами, раскрыл один из них и быстро, умело надел. Я легла на спину, раскрылась ему навстречу, и он тут же мучительно, медленно вошел. Сначала не глубоко, дразня, но с каждым движением бедер стал погружаться все глубже. Его взгляд снова застлал туман. Кожа липла к коже – мокрая и горячая. Пот тек с меня градом…

«От тебя воняет пьянчужкой. Потной и грязной», – прошептал Дерек.

«Ты омерзительна, но меня возбуждает мысль, что ты бы могла увлечься отбросом вроде него».

«Ты отсосешь ему, а я буду смотреть. Я всегда буду смотреть, потому что всегда буду здесь – в твоей голове».

Я зажмурилась, обвила шею Митчелла, и слезы вдруг потекли из моих глаз ручьями. Стон вырвался из горла – нет, даже не стон, а вой. Картинка, где Дерек насилует мое тело, вдруг снова встала перед глазами. Это изображение словно выжгли на моей сетчатке. Я моргала, но не могла прогнать его.

Все закружилось, как перед обмороком. Смешалось. Очертания номера гостиницы вдруг напомнили мне ту проклятую спальню в родительском доме, в которой все случилось. Лицо Митчелла вдруг на секунду обрело схожесть с лицом Дерека. Всего на секунду, но я едва не потеряла сознание от ужаса.

– Несса, – Митчелл остановился и принялся целовать мое лицо, успокаивая. – Несса, все хорошо. Иди ко мне…

Его нежность была непостижимой. Его терпение и любовь казались какой-то абсурдной, сказочной роскошью. Я словно была жалкой бродяжкой, а он раз за разом протягивал мне золотые слитки: «Возьми. Возьми еще. Тебе же нужно. А мне не жаль». Ему и правда было не жаль, но я не могла перестать думать, что не заслуживаю все это. Что я просто самозванка, не достойная ржавой ложки, не то что золота.

– Продолжай, – взмолилась я, зажмуриваясь и прижимая к себе его бедра.

Я не собиралась останавливаться. Не была готова к еще одному краху.

– Давай мы сделаем паузу, я приготовлю ванну, мы просто полежим в ней вместе, – предложил он.

– Не останавливайся! – выпалила я, по-прежнему не раскрывая глаз. – Мне нужно сделать это.

– У тебя снова паническая атака, я не могу…

– Да просто трахни меня, Митчелл! Черт возьми, неужели это так сложно?!

Мне было страшно снова глянуть на его лицо, я боялась, что снова увижу сходство с Дереком, – поэтому я повернулась к нему спиной, встала на четвереньки и попросила еще раз:

– Если ты любишь меня, то сделай это. Я хочу этого! Неужели ты откажешь мне?!

Он не мог отказать. Снова погрузился в меня, его руки сжали мои бедра. Я выгнула спину, приспосабливаясь к его ритму. Все глубже и глубже. Быстрее и быстрее. Слезы снова потекли из глаз. Движения Митчелла начали причинять кошмарную боль. От былого блаженства и следа не осталось. Я снова была сухой, как песок в пустыне. Будто и не женщина вовсе, а дерево, камень, труп.

Безжизненный, бесчувственный и холодный.

Митчелл застонал, я закусила губу, чтобы плач не вырвался наружу.

– Я люблю тебя, – выдохнул он, склонившись надо мной и обхватив руками мою грудь. – Боже, я так люблю тебя.

И тут я увидела, что простыни под нами такого же нежно-голубого цвета, как и те, в родительском доме. А потом я увидела сперму. Много спермы. Она текла по моим бедрам ручьями и впитывалась в простыню. Я моргнула – и видение исчезло. Моргнула опять – и сперма снова была повсюду.

– Я люблю тебя, – повторял Митчелл. – Очень люблю. Хоть ты и слегка неумела.

– Что?

– Но мне нравится твоя неумелость, – продолжал он, – и холодность. Ты как бревно, обтянутое кожей. Снаружи прекрасна, но внутри – дерево. Мертвец. Мне нравится, что ты всегда такая сухая, как песок в пустыне. Нравится, что тебе больно. Потому что только боль и отличает тебя от мертвечины.