– Завязывай с этим, – сплюнул черный сгусток. – Да, всегда можно остановиться, – поднялся с колен, посмотрел на слив. – Но не сегодня. Последнее дело? Чертовски верно. А не всегда так? – Рука легла на рычаг подачи горячей. – Нет, только не в этот раз, – он оглушил стены криком.
Вышел спустя минуту, весь дрожал. Растерся полотенцем, кожа казалась не своей, вся словно из резины. Бросил полотенце на пол, подошел к раковине. Включил горячую, побрился.
– Всё, к черту! Твою же мать, – посмотрел в отражение. – Да, именно так. В этот раз и вправду последний, – выдавил пасты на щетку, – закончу, заберу «буханку», уеду в дикую глушь. Буду пить сраный «Бадди», варить гречу в обрезанном баке из-под тягача и пердеть в подушку. Хватит с тебя журналистики. Хватит!
Долго чистил зубы. Язык уколол инородный предмет. Сплюнул белый сгусток в ладонь. Кусок зуба овальной формы. Провел кончиком по верхнему левому ряду. Клык стал белес и щербат. Омыл водой ладонь и убрал осколок в карман.
– Паскудная шестерка, хороший йосс, – а про себя подумал: «Черт, откуда я это взял, – задумался. – Ах точно, Клавелл». – Йосс, это бог и дьявол. Добро и зло в одном лице, – улыбнулся он глядя в зеркало, растер пальцами мешки под глазами. – Может, мать была права, и у тебя проблемы с почками? – склонил голову набок, ухмыльнулся. – Или ты архетипичный злодей?
Закончив утренний туалет, съел еще один питательный батончик. Горечь под язык и два стакана воды. Через час внес заметки в блокнот. Сжег стикеры в раковине, с опаской поглядывая на детектор дыма в комнате. Закончив, бросил взгляд в отражение, опустил взгляд к туалету. Сидушка опущена, покачал головой, ухмыльнулся.
– Да. Кажется, тут была леди. Чертовы леди! Век бы без них жил, но помер бы от скуки. – Поднял сидушку и облегчился. – Порой себя надо сломать, чтобы докопаться до сути.
Собрал вещи и вышел из номера. Хотелось есть, но идти в закусочную желания не было. Купил пару готовых обедов в местном магазинчике, еще три маленьких флакона с энергетиком и обновил бутылку. У заправки увидел старинный телефон-автомат. Поставил пакет на землю, позвонил Кляйну.
Длинные гудки, родной голос.
– Да, кто это?
– А ты как думаешь? Сладенький.
– Ди… – пауза, звук шагов. – Твою мать, шутник чертов!
– Ты что, вышел из офиса?
– Ты чем думал?
– Думал, тебе понравится.
– Да пошел ты!
– Вот это правильный настрой. Так держать, мой парень!
– Нет, серьезно. Больше так не делай! – выдох, – видел бы ты глаза Деб.
– Я представляю.
– Представляет он! – Питерс воочию увидел, как Кляйн гневно трясет указательным перед лицом. – Вот именно поэтому мы тебя и не пригласили на рождественский ужин в том году!
– А тогда что было?
– Даже вспоминать не хочу!
– Понял, виновен.
– Ладно, забыли, – пауза, кажется, он почесался. – Доехал?
– Можно и так сказать, – Эндрю оперся плечом об автомат, – знаешь, кажется, я встретил ангела.
– Ты там пьяный что ли?
– Я пригласил ее в зоопарк.
– Чего?
– Ну, чтобы не сильно выделяться на общем фоне, – вздох, – а она сунула мое сердце в блендер.
– Ясно, – смешок, – в своем стиле.
– Правда, веришь?
– Конечно, такие фантазии у тебя только на трезвую голову.
– Не думал об этом.
– А ты подумай!
– Хорошо, – рассмеялся Питерс. – Знаешь, всё приходит и уходит, лишь друзья остаются рядом!
– Это что, слоган какой-то?
– Да, к пиву. Прям сейчас на него смотрю.
– Ладно, любитель блендеров, мне работать надо.
– Ок, что по копам разнюхал?
– Всё-то ты знаешь.
– Конечно! Немец без дела, как еврей без скрипки.
– Иди ты, умник чертов!
– Выкладывай.
– Пока немного. На связь не выходят.
– А из официального?
– Ричард Бэнкс, сорок пять лет. В разводе, две дочери. Одной семь, второй тринадцать.
– А второй?
– Генри Паскаль. Тридцать два. Учит скаутов в свободное время, неженат.
– Да, с них хоть картину пиши.
– Ага, грешники и святые. А это разве не фильм?
– Нет, это вообще песня. Но ты на верном пути, сын мой.
– Кстати, о правильном. Ты вообще, чем думал?
– Ты опять про такси?
– Нет, я про что-то еще! Сам пораскинь содержимым.
– Да, я уже представил.
– Представил он! Видел бы ты ее лицо, когда такси назвало ее «коровой» и спросило в образе гей-Санты с русским акцентом – «Почему у Сахарка такой плохой вкус?»
– Ужинали?
– Да, ездили в тот итальянский ресторанчик.
– А тот… – молчание.
– Ди?
– Всё нормально, за всё надо платить.
– Знаешь, мы с Деб говорили…
– И?
– У нас есть один специалист, тебе бы сходить.
– Помнишь, я говорил тебе про парня, что уходит с вечеринки последним?
– А другой уводит понравившуюся ему девушку?
– В точку.
– Эндрю…
– Брось! У меня был шанс. Я сам выгнал ее, боясь, что она уйдет к другому.
– Ди.
– И она ушла. Всё, мне пора!
Эндрю повесил трубку, не дожидаясь ответа. Посмотрел на запрещающий знак на заправке, закурил. Вытер взмокшую ладонь о штанину, потрепал волосы. Во рту помойка – жизнь с привкусом мяты. Посмотрел вдаль, дорога терялась в лесном массиве, глаз вновь упал на билборд у дороги.