– Делайте, как хотите, а я сделаю вот так! – Килмистер понимающе кивнул.
– Всё через надрыв и всё рывками. А сейчас, сейчас этого нет, словно всё предопределено.
– Думаешь?
– Чувствую. Я выжат, и это не физическая усталость, нет. Я буквально всей своей кожей, телом, головой и разумом ощущаю…
– Пустоту, – закончил за него Килмистер.
– Да, именно!
– А раньше такого не было?
– Было, но я всегда мог решить это.
– Эндрю, ты не решал, ты находил другую точку, новый повод для разлома. Нельзя бежать вечно, – посмотрел на него Килмистер и устало вздохнул. – Сейчас ведь также, всё повторяется и будет повторяться всю твою жизнь. Кончится со смертью, физической или духовной.
– Скорее первое, вряд ли я стану одним из этих «драйв инн пипл».
– Фургон ты уже купил, первый шаг сделал.
Питерс улыбнулся, жадно затянулся, пряча сигарету от ветра, и посмотрел на изгиб реки. По спине пробежал холодок, он невольно вздрогнул и сжал зубы. Почувствовал, как на глаза навернулись слезы, и отвернулся, стараясь держать себя в руках.
– А у вас такое было?
– Конечно, но я знаю этой слабости имя. Боевое истощение.
– Звучит воинственно.
– Звучит как есть. Можно по-разному называть это состояние, но сути это не изменит. Жизнь это война, и вся суть ее в извечном противоборстве.
– Я примерно так же считаю.
– Не совсем, – закурил Килмистер. – Я эту войну принял, а ты пытаешься с ней бороться и весьма странным образом. Когда всё идет удачно, ты, в конце концов, всё намеренно проваливаешь, а когда уже близок к провалу, ты активизируешь силы и вновь выходишь к финишу. Я уверен, так было со всем, за что ты брался, даже с той девушкой, чье имя ты так настойчиво повторяешь во сне. Иными словами, ты боишься принять реальный мир и оттого отказываешься быть счастливым.
– Вы откопали на меня досье?
– Нет, просто смотрел, как ты пьешь кофе.
– Да уж. Бывает, – ухмыльнулся Питерс и пустил дым носом. Порыв ветра тут же подхватил дымку и развеял ее.
Какое-то время стояли молча. Килмистер смотрел на теряющийся за горизонтом закат, а Питерс пытался собрать наполнившие голову вопросы и затушив сигарету наконец-то спросил: «А вы нет?»
– Нет, я полон любви и счастья. Моя ахиллесова пята – совесть. Знание и память обо всех выполненных приказах. И стойкое желание их…
– Отмолить?
– Можно и так сказать, но это чересчур громко звучит.
– А что команда?
– Помочь тебе в отеле было общим решением.
– Прям рыцарский орден из мастерской.
– Перестань! Ирония тут ни к чему. Нас можно по-разному воспринимать и не соврав называть убийцами, вернее, бывшими убийцами в погонах, но важно понимать, что мы делали всё это на благо нашей страны и делали бы дальше. Только, в конце концов, мы поняли что страна, которой мы служим, уже совсем не та, которой мы когда-то присягали. То, что я вижу сейчас, это совсем другая Америка, чьи корни давно прогнили, а новые ростки водрузили терновый листок на голове нации. И нас с парнями это не устраивает, и мы положим все свои силы, только дайте нам дело! А поднасрать текущему кукольному президенту это то, что надо.
– Звучит, как очень удобный предлог.
– Да, наверное, так и есть.
– Хотя бы честно.
– Только безумец пытается мыслить здраво в сошедшем с ума мире. Оттого хвала безумцам, они толкают наш мир вперед, и со временем мы зовем их гениями.
– Откуда это?
– Не помню, да и суть в другом, – Килмистер положил руку ему на плечо. – Парни очень легко тебя приняли, это редкость! И я объясняю себе это твоим…
– Безумием, – скривился в ухмылке Питерс.
– Нет, здравым мышлением!
– Что равно безумию в этом мире.
– Да, – улыбнулся Килмистер и прямо посмотрел в глаза Эндрю. – Быть может, это меня и укололо, когда утром взглянул сам на себя и вдруг понял, насколько я ничтожен. Потому что закрылся от мира в мастерской как маленький мальчик в песочнице и оттого не видел, не желал видеть реальной картины.
– А я думаю, что все свои года я намеренно разрушал свою жизнь и ввязался в эту историю по привычной инерции. И что нет в моих делах ни мысли, ни геройства, лишь мертвые рыбы в грязной заводи и утонувшие надежды мечтаний. И как бы я не жалел себя и не боялся, я всё равно продолжу плыть по течению и хоть раз в жизни доведу что-то до конца. Так как терять мне уже давно нечего, – Эндрю толкнул Килмистера в плечо. – Что вы на это скажете, полковник?
– Скажу, что дорога появляется под ногами идущего, что я смотрю на этот мир с крыши и готов рискнуть всем, и если у меня будет шанс изменить положение дел в этой стране, я его использую. Ведь как бы она сейчас не называлась, это точно не та Америка, которую я знал когда-то, – он расплылся в улыбке, а глаза предательски заблестели. – Что ты на это скажешь, журналист?
– Скажу, что перерыв закончился уже минут пять, а этот обезьяноподобный коп явно не из терпеливых. Хотя, я вообще сомневаюсь, что они копы.
– Тогда не будем испытывать его терпение, – обнажил щербатые зубы Килмистер и хлопнув Питерса по плечу направился к выходу.
– Сэр! – крикнул ему вдогонку Питерс.
– Да?
– Спасибо.
– За что? – поднял бровь полковник с деланным удивлением.
– Вы знаете.