Цифровой, или Brevis est

— Не имею понятия.

Автомат с горячими напитками выдал одну за другой две порции кофе, Максим перелил из пластиковых стаканчиков в фарфоровые чашки и осторожно перенес на подоконник.

— Всемогущему нечего делать и нечего желать. Вот тебе, например. Ну слетал ты в Лондон, слетал в Париж. И что?

— Везде одно и то же.

— Правильно. А вот если бы ты купил себе билет на последние деньги, поехал на автобусе через всю Европу, рано утром на бензозаправке в чистом поле умывался бы из шланга ледяной водой, после ночи в духоте и тряске, без сна… Вот тогда ты был бы счастлив, понимаешь?

— Нет.

— Тогда я поясню на примере программы «Чиксы»…

— Не надо! — спохватился Арсен. — Я понял!

— Отлично. Тот, кто все может, не хочет ровно ничего. Тот, кто может почти все, почти ничего не хочет. Тот, кто ничего не может, — хочет всего, хочет со страшной силой, но он ведь не может, понимаешь?

— Бедняга.

— Счастливчик, ему есть куда расти… А всемогущему хуже. Его могущество вытеснило волю, он ничего не хочет и оттого в депрессии. Как, по-твоему, бороться со всемогуществом?

— Утренней зарядкой.

— Игрой, Арсен. Игрой. Искусственно устанавливаемыми правилами. Если футбол — то, будьте добры, руками мяч не хватать. Если перетягивание каната — то обходитесь без трактора. Если шахматы — то ладья ходит только по прямой, а конь — буквой «Г». Ты скаль зубы, это правильно, такие вещи всерьез говорить неприлично… Как тебе нравятся эти чашки? Позорище с нашими пластиковыми стаканами, видно, что нет женщины в офисе. Ты мог бы, как младший, тоже проявить инициативу, а не ждать, пока я пойду и куплю эти чашки… Как они тебе?

— Чашки как чашки, — сказал Арсен.

— Это не творческий подход, — строго заметил Максим и добавил без паузы: — Ты, конечно, решил, цифровой, что информационная среда для тебя — теплый и добрый океан?

— Мне понравилось, — признался Арсен.

— Я на то и рассчитывал. Но самоуверенным не будь. Ты, по уровню возможностей, — дачник в прогулочной лодочке. Когда штиль, и у берега, и с инструктором — чудо. А чуть пойдет волна, или лодочка треснет, или инструктор отвернется…

Максим помолчал и начал другим тоном, очень серьезно:

— Я прошу тебя, цифровой, не шариться в Сети без присмотра. Потому что там обитают в том числе злые демоны. А ты совсем неопытный, цифровой.

— По-моему, уже опытный, — сказал Арсен.

Максим грустно улыбнулся:

— У тебя стоит аварийка на экстренный возврат. Но это, во-первых, неприятно и вредно. А во-вторых… я не уверен, что наши шпионы-конкуренты не изобрели еще утилиты, позволяющей блокировать твою аварийку. Я предупредил.

х х х

— Мне кажется, что-то происходит, — сказала Баффи.

Они сидели на той же автобусной остановке, где встретились несколько недель назад. Шел снег.

— То есть как? — спросил Арсен.

— Да так… Война опять на Ближнем Востоке, слышал?

— Там всегда воюют.

— А мой брат бросает свой институт, на пятом курсе, и уходит в армию.

— Зачем?

— А вот — зачем? — Баффи повернула к нему серьезное бледное лицо. Кромка вязаной шапочки синим карнизом отчеркивала ее лоб. — Мать в истерике. А он уперся, и все. Ни в какую. Жизнь, говорит, короткая, я хочу быть причастным к настоящему делу…

— К войне?

— А мама, чтобы успокоиться, лепит из хлебного мякиша лошадок.

— Что?!

— У них целый клуб таких, знаешь, женщин разного возраста… интеллигентных. Они лепят лошадок из хлеба. Высушивают. Хранят. Я уже смотреть на это не могу.

— Может, они сумасшедшие?

— Нет, — Баффи поежилась. — Сумасшедших я видела. Ты извини, но мой дед, он…

— Это ты извини, — быстро сказал Арсен.

— Так вот, они не сумасшедшие. Они нормальнее нас. И потому посматривают на нас свысока: мы не понимаем ничего в жизни и в искусстве.

Арсен нервно хихикнул. На самом деле ему вовсе не было смешно.

— А бабушка от этих лошадок в бешенство впадает, — продолжала Баффи. — Она говорит, это же святой хлеб, как можно так над ним издеваться…

Над остановкой вился снег. Собрался народ, втянулся в чрево подошедшего автобуса, и снова стало пусто. Отпечатки подошв на снегу заново заполнялись хлопьями. Заснеженный тротуар хотел покоя. Баффи позвонила Арсену сама — вчера, очень поздно. Сказала — обязательно надо встретиться.

— Что-то происходит, Арсен. Ты замечаешь?

— Почему, — он осторожно подбирал слова, — ты у меня спрашиваешь? Именно у меня? Я, по-твоему, имею к этому отношение?

Баффи посмотрела удивленно.

— Мне больше некого спросить, — сказала суховато. — Но если ты занят, я…

— Я не в том смысле! — Арсен заволновался. — Я просто… неточно… неправильно сказал.

— У меня полный дом народу, а говорить не с кем, — сказала Баффи все так же сухо. — У тебя, наверное, куча друзей, подруг всяких…

— Нет.

— А я вспоминаю наш летний лагерь почему-то, — сказала Баффи. — Особенно когда отец вечером за монитором. Он так их ненавидит…

— Кого?

— Их, — Баффи посмотрела тяжело. — Не понимаешь, что ли? Гомиков, негров, хохлов, правительство, пиндосов, хачиков, богатых, бедных, евреев, арабов… Лучше бы он лошадок из хлеба лепил.

— Он блогер?