Цифры

Вспоминаю ФИФА. Вот это было время, вот это было хорошо! Шпендик был ещё совсем миллипиздрический, жена с ним круглосуточно возилась, а мы с братанами гуляли на славу! Эх, вот прям любо-дорого вспомнить! Иностранцы приехали, пиво рекой, прям дух свободы я чувствовал! Прям вот жилось, прямо вширь дышалось! Да, будет, что внукам рассказать.

В Тот Самый День, с утра пораньше, жена заехала мне миксером по ебалу. Называется, начинаем день с приятного! Уже не помню, что там было: то ли она просто в очередной раз ебанулась (что наиболее вероятно), то ли я не выгреб с балкона пакет с грязными памперсами, то ли ещё что… Да не важно, главное, она распустила руки, и на лбу у меня красовался гарный шрам, похлеще гарри-поттеровского. Герб, так сказать, супружеской любви! Без всякой ебучей геральдики.

Вечер тоже прошёл в криках. В криках с братанами: «Акинфеев, сука, жги!!! Давай, Игорёша!!! Ну-ну-ну, можем, можем! Вперёд! Поднажми! Ай-яй-яй! Да почему трибуны тухлые?? Сплошные Иваны Кузьмичи! Надо выпустить нас! Федя, блять, просто красава! Игорь чисто честь страны защищает – одиииииннннн! Саша, Саша, мы всё простим, только беги, беги! Ребята! Можете! Терпеть! Пожалуйста! Генерал Дождь, давай, чтоб испанцы замёрзли! Видишь, как мячик полетел? Так вы Москва-Мадрид полетите нахуй! По-братски!! Саламыч!!! Игорь, молодееец! ИГОРЬ! ИГООООРЬ!!! ААААААААААААА!!»

Да, хороший день был 1 июля. Аж и на душе приятно. Помню, как мы шли обратно по специально огороженному пути – 3 километра вместо прямой линии. В конце пути над тоннелем горело огромное табло с жёлтыми буквами, где сияло что-то вроде «Ура, Россия! Метро – туда». Хотя, может, там было написано совсем не это.

Пахло счастьем и дождём. Лишь один-единственный бразилец с натугой прорезал сквозь толпу путь обратно. Мельтешили беспечные лица и потные плечи, а парниша вопил от отчаяния: «Мой рюкзак! Камера хранения! Всё осталось там! Вся моя жизнь! Нет пути, не пройти! Как вернуться?!»

Эх, бразилец! Что твой рюкзак в сравнении с победой?

А потом была длинная, бессонная ночь, как-то незаметно перетёкшая в утро. Были танцы на Большой Дмитровке под «Всё ништяк, вокруг шум» из окон чёрного лимузина. Были объятия с незнакомцами, много чужого пота и поцелуев.

Около полуночи я услышал под подбородком девчоночий голос:

– Слушай, я так хочу сосаться, но стремаюсь. Может, с тобой? Ну по-братски!

Не совру, я был приятно удивлён! Но зря. Под подбородком ответили:

– Бля, ну не… Я не настолько пьяная…

– Ну мы же подругиииииии……….. Разве ты меня не любишь?

– Давай я лучше твою сумку подержу, а ты пока кого-нибудь подцепишь.

Две девчонки, на вид лет по 16. Одна – блондинка: каре, шорты с высокой талией и блёстки во всё лицо. Это она безуспешно жаждала целоваться. Вторая – какая-то ещё более мелкая. Парик с двумя косичками в цвет российского флага, на щеках тоже по флагу: справа российский, слева испанский. Глаза из серии: «Да-да, мне тут очень весело, поскорей бы съебаться домой от этих потных мужиков». Просмаковав ситуацию, я подумал: надо брать.

Ну а дальше понеслось. Я налапшёвывал блондинку, чему она была чрезвычайно рада, а девочка-флаг уныло плелась рядом. Под шумок к ней прибился мексиканец. Краем уха я улавливал, как она выдавливала из себя диалог: «Да, я слышала про нефтяной скандал в вашей стране… Нет, я не считаю, что в Мексике живут только бедные… Да, Америка поступает жестоко… А какие сказки вы будете рассказывать на ночь своей дочке, когда она у вас появится? Правда? Вы не знаете ни одной мексиканской сказки?… Как жаль…» Блондиночка уже кусала меня за мочку уха.

Мы приземлились на китайгородской траве и махнулись собеседницами. Блондинка начала обсуждать игру с мексиканцем, а мне досталась милка-унылка.

Водка в её бутылке из-под спрайта закончилась. У меня было вино. Вот и козырь. Она была не против. Точнее, не против вина и против разговора, но я не сдавался.

В ней было что-то раздражающее: какого хера все рады, а она строит из себя социопатку? Мне хотелось её раскусить. Вспомнив приёмчики, отработанные на «ура» в эпоху Коко, я включил джентльмена и принялся расспрашивать её о всяком разном.

Отвечала она сначала неохотно. Я настойчиво подсовывал вино. Она разговорилась. Под шумок я лёг к ней на колени. Она не сопротивлялась.

Я уж почти и забыл, каково это: лежать на коленях у нетронутой девушки. Ни капельки любопытства я у неё не вызывал, зато к бутылке она присасывалась, будто это главный и незаменимый пуп жизни, ключ и костяк, альфа и омега. Я же втихомолку пытался остановить время. Запомнить её.

Волосы выбиваются из-под парика. Кожа краснеет у ушек. Прелый запах из-под юбки. Аллергийные пупырки на руках. Подтёк туши прорезает испанский флаг чёрной убийственной молнией. Длинные висячие серёжки – наверняка родители подарили на день рождения. Обгрызанные ногти. Глотками пульсирует горло.

Наконец, она меня заметила.

– А откуда у Вас этот шрам?

– Какой?

– Ну, на лбу. У Вас свежая ссадина. Откуда?

– Жена утром заехала.