«Цигун и жизнь» («Цигун и спорт»)-03 (2000)

Я тоже был в полном недоумении и не мог найти объяснений такого рода феномену в результате собственной практики. Казалось, что начался какой-то новый отсчет времени. «Может быть, это Время «Ч», я не заметил «останова», и Земля начала обратное вращение, все спасены, и теперь все будет по-другому?» — думал я, находясь под впечатлением вчерашнего разговора. Но внешне ничего не изменилось, и к тому же тошнотворно воняло тухлыми носками соседа снизу и перегаром сверху. Устав от мыслей и впечатлений, я незаметно уснул.

Несмотря на серьезные переживания накануне, мне приснилось что-то очень хорошее, большое, мягкое, теплое и пушистое. Этому сопутствовало удивительное состояние легкости, свободы и какой-то безмерной любви. «Пассажиры, вставайте. Через 5 минут закрою туалеты», — мерзкий голос Верки Сердючки вернул меня в нашу проявленную реальность темного, холодного утра. «Прямо как в солдатской казарме», — подумал я, отчаянно и бесполезно сопротивляясь такому пробуждению. После такого сна это было подобно удару ниже пояса. Ничто не изменилось, по крайней мере, в лучшую сторону. Даже в команде подъема количество туалетов было преувеличено минимум в два раза. По моим часам «Montana» времени было еще полтора часа, а мы только проехали Мироновку. Это еще почти три часа до Киева. Проводница думала, что проспала и, как ужаленная, с криками металась по вагону, расталкивая пассажиров и сердито выдергивая постельное белье из-под тел с трудом пробуждающихся людей. «Что-то со временем все-таки не так», — подумал я и поспешил в «туалеты», не найдя, однако, полотенца. Когда вернулся, она уже ждала меня, собрав в охапку простыни. Потом начались «гнилые разборки» по поводу полотенца. Лихорадочные его поиски закончились тем, что «буддист» вдруг подошёл к бабушке, уже сидящей на «шухере», спокойно засунул руку ей под подушку и извлек пропажу. Полотенце вернулось к проводнице, а «буддист» невозмутимо выдержал бабушкину «стрельбу» глазами, вперемешку с какими-то злыми нашёптываниями. «Жизнь такова, какова она есть, и больше никакова. И мы таковы, каковы мы есть, и больше никаковы», — улыбаясь мне, пошутил он. Радио опять привычно свистнуло и запело, как бы в завершение вчерашней темы, знакомую песню:

«…И двое сошлись не на страх, а на совесть, колеса прогнали сон.
Один говорил, что жизнь это поезд, другой говорил — перрон.
Один говорил: «На пути нашем чистом…», другой говорил: «Не до жиру».
Один говорил, что мы — машинисты, другой говорил — пассажиры…»
А первый кричал: «Нам открыта дорога намного, на много лет»,
Второй отвечал: «Не так уж и много, все дело в цене на билет…»

Еще три часа мы ехали до Киева, а я вспоминал и пытался осмыслить события вчерашнего дня и ночи. Наконец поезд стал медленно подползать к пригородному вокзалу. Его «Биг-Бены» сквозь серую и мокрую мжичку тумана показывали ровно на час меньше, чем мои электронные американские часы, сделанные в Китае. «Не волнуйся, — опять улыбаясь ответил «буддист», прочитав мои мысли. — Пока еще ничего не произошло, и китайцы здесь ни при чем, просто ночью перевели часы на зимнее время. Даже проводница забыла. А в остальном, все, как и раньше, жизнь продолжается. Есть еще время, торопись не спеша. Успехов тебе». «Спасибо, взаимно. И что бы всем… того же», — ответил я и, подхватив сумку, поспешил к выходу.

И НЕ ТОЛЬКО О ЦИГУН…

Ожившие львы

Келли Хэ

_{(Перепечатка из ж. «Свободный Китай», 1999, № 5)}

Все большая модернизация общественной жизни на Тайване приводит к тому, что некоторые традиционные китайские обычаи утрачивают свою былую притягательность. Но благодаря усилиям энтузиастов, работающих на ниве культуры, многие из этих обычаев переживают сегодня возрождение своей популярности. Традиционный танец льва — наглядный тому пример.