Циян. Сказки тени. Том 1

Ты прочтёшь это письмо уже по дороге к первому оплоту обороны Империи – Крепости праведности и послушания, что станет твоей вотчиной на следующие пять лет. Не опозорь меня перед Лином и пожелай ему долгих лет здравия и покоя вдали от бренного мира и бессмысленных битв.

С любовью и болью в сердце, твой отец,

скорбящий о разуме своих наследников».

Илао!

Кан не мог поверить, когда читал приказ о переводе. Два слова, составляющие название его нового дома, звучали, мягко говоря, издевательски. «Праведность», – хихикал первый иероглиф. «Тюрьма, надёжная и крепкая», – вторил ему следующий. Циню даже захотелось проверить, не переименовал ли отец это место ради любимого сына. Ему бы ничего не стоило подать прошение самому Императору, устроить скандал при дворе и протолкнуть целую резолюцию только затем, чтобы Кан ни на секунду не забывал, с каким уважением отец относится к его судьбоносным решениям. Но загадка названия быстро разрешилась в библиотеке: форт Илао в прошлом являлся тюрьмой для сосланных в шахты преступников, а ныне там располагался северный пограничный пост.

Шестнадцатилетнему капитану, щеголяющему новенькой должностной подвеской на поясе (теперь это был гравированный яшмовый диск, как и положено по шанвэйскому званию), оставалось преодолеть всего полдня пути. Он знал о севере немало историй. В офицерской школе учитель рассказывал о невероятных запасах металла и о рудниках, за которые до сих пор идут споры между Империей и Линьцаном. Отец часто вспоминал Лина – шэнми, что представлял верховное жречество в тех краях. Дети не понимали и половины слов в пламенных рассказах Аманя, но не сомневались: знакомы оба мага были давно и чудом друг друга не передушили. Кан и Сюин представляли этого Лина каким-то дикарским воином: с горящими глазами, жестоким ястребиным лицом, всенепременно украшенным боевой раскраской из медвежьей крови, с густой бородой, заплетённой в варварские косички. Почему-то у Лина из их фантазий не было глаза, а лицо его украшали несколько страшных шрамов, один из которых оставил Амань, а другой – огромный зубастый волк. От отца северный шэнми должен был сбежать, а вот волка задушить своими чарами, шкуру снять и носить, скрывая лицо за оскаленной пастью.

И сказки эти вдруг перестали казаться весёлыми, когда перед носом замаячила перспектива попасть прямо в лапы к дикарскому колдуну. С тяжёлым сердцем Кан свернул и спрятал письмо отца, стараясь не вспоминать, что ещё напридумывала зимними ночами его сестра, когда они детьми прятались под одеялом и рассказывали друг другу истории о страшном и злом жреце.

Кан не питал иллюзий об оснащении форта: судя по копиям отчётов, приложенных к письму заботливой отеческой рукой, казна очень ревностно относилась к распределению государственного бюджета, отвечая на требования начальника гарнизона о дополнительном довольствии вежливым, но категорическим отказом. И когда Цинь добрался до своей цели, открывшаяся картина вовсе не показалась ему удивительной. Форт Илао остался тюрьмой и внутри, и снаружи, с высокими каменными стенами, угрюмыми тенями баллист на стрелковых башнях и мрачными солдатами. Его встретил капитан Лян Сяо, который, как и все в крепости (кроме начальника гарнизона), происходил из простого люда. По табелю о рангах они находились в одном звании, но капитан Сяо годился юноше в отцы, а его обветренное лицо было отмечено усталостью и спокойствием. Высокородный юнец, прикомандированный из столицы, очевидно, казался ему скорее обременением, чем приятной новостью. Лян скептически оглядел лошадь прибывшего и поклонился ему настолько формально, что Цинь даже замер от удивления, но решил не подавать виду и посмотреть, что будет дальше. А Сяо молча распорядился разгрузить багаж и махнул Кану рукой, чтобы он шёл за ним следом. Похоже, для гарнизона было привычно общаться жестами, и Цинь задумался – не оттого ли это, что на морозе говорить наверняка неудобно? Осень уже приносила в Лоян первые холода, но здесь воздух был по-зимнему морозным: с утра трава покрывалась инеем, а дальше их ждал только лёд и снег…

***

– Добро пожаловать на Север, господин Цинь!