– О, голос Юнсана прорезался, – Цен хохотнул. – Потому что кто-то когда-то на кого-то напал. Кто-то когда-то решил, что Циян слишком мал, чтобы всем на его землях хватило места. А кто-то… просто отказался терпеть старый порядок вещей.
– Я серьёзно.
– Я тоже. За душещипательными историями – это к дэви. С моей стороны всё проще.
Пиала мальчика опустела, и Цен подлил ещё. В городе полно вина, ему не жалко.
– Но… почему вы не можете остановиться?
– Мы?
– Заан. Юнсан.
– Спроси их. Солнце будет выжигать, а Тень – поглощать.
– Но так же было не всегда?
– Конечно нет.
– И ты помнишь, что было до войны?
– Жизнь. Какой она должна быть, – Цен пожал плечами. – Но теперь пролито слишком много крови. Ты играл когда-нибудь в кости или в карты?
– Нет.
– Чем вы там вообще занимаетесь? Знаешь, если повышаешь ставки, наступает момент, когда остановиться уже невозможно. Мы давно перешли этот рубеж, птенец.
– Мои родители не были ставкой!
– Как и наши дети. Мои братья и сёстры. Ничего личного, дэв. Помнишь, что тебе говорил Заан?
– «…Земля обетованная станет вашей могилой. Вам придётся любоваться руинами каждый день…»
– Либо нам, либо вам. Разве не честно?
– Тогда почему ты… я… Почему ты такой?
– Какой?
– Пьёшь вино. Не бросил меня в тюрьму.
– Хочешь, брошу? – асура поднял голову и посмотрел на него, не мигая. – Сказал же – ничего личного. Или ты считаешь, что правильнее снять с тебя кожу и помучить?
– Я не это имел в…
– Вот и пей вино. И уберись, если не хочешь и дальше спать в пыли.
Забавный птенец, такой наивный, что зубы сводит. С другой стороны, они все милые, пока маленькие. Когда-то и Юнсан был очаровательным ребёнком, но пройдёт лет десять, и наивность сменит холодный, слепой и безжалостный свет.
Жаль.
Глава 15. Новый взгляд на старые вещи
Утро наступило слишком быстро. Печь успела погаснуть, и холод мягко прокрался в спальню, заставив нового начальника гарнизона очнуться от тяжёлого сна. В первые мгновения он даже обрадовался, посчитав всё, что произошло ночью, кошмаром, и это казалось удивительно логичной мыслью. В неё хотелось верить, ограждая себя от ответственности и реальности, но, одевшись, юноша поскользнулся обо что-то странное, что оказалось на ощупь отрубленной рукой. Не приснилось. Как поступил бы отец? В спальне придётся убраться, если он не хочет соседствовать с трупными мухами и запахом гнили. Тяжело вздохнув, Кан вышел в кабинет. Дверь спальни скрипнула, скрывая знаки на стенах и засохшую кровь на полу. Бездна! Ему нужно привести себя в порядок и пообщаться с интендантом.
И всё-таки, как поступил бы отец? Кан никогда не был начальником, свалившиеся на него проблемы гарнизона с каждым днём становились всё тяжелее.
«…Милосердие, сын. Цзюэ всегда должны проявлять волю, мудрость и милосердие. Простолюдины не понимают этих правил и не знают, чем ответить. Впрочем, если им хватит наглости огрызнуться… Бешеной псине всегда отрубают голову», – в памяти невольно всплыли слова отца, когда он не выдержал и спросил, почему же Амань не приказал сдать страже ту сумасшедшую женщину, что кричала гадости у ворот. Но в какой момент милосердие должно смениться на острие клинка? У него полный форт заговорщиков.
Двигаясь по коридору к темнице, Кан пытался представить последствия. По закону всех бунтовщиков следовало отправить к окружному цы-ши, где офицеров ждало бесконечное ожидание суда в застенках ямэня, на том обеспечении, какое они способны позволить из собственных средств или из тех, что начальник тюрьмы сможет выудить из их знакомых и родственников. Суточное довольствие на заключённого составляло двадцать пять медных монет; в столице этих денег не хватило бы даже на то, чтобы купить дрова или овощи.
Хорошо, если у этих людей будет кому о них позаботиться. Хорошо, если магистрат позволит добывать себе хлеб, прося милостыню, чтобы не обременять государство. После – пытки на допросах, смерть для поднявших оружие, и деревянные колодки – для остальных, вместе с семьями. Тем же, кто мятежу потворствовал, отрежут по одному уху…
– И получу я форт искалеченных солдат, ещё и без офицеров. Прекрасное начало, Цинь Кан, так держать, – бормотал юноша, спускаясь в казематы.
Бывшего интенданта он обнаружил в самом дальнем углу. Пленник лежал на старой циновке и безучастно смотрел в потолок, даже не вздрогнув от шагов и не собираясь поворачивать голову в сторону Кана.
– Выспались, господин бывший интендант?
– Проваливай в Бездну, шэнми.
– Если бы мог… – Кан опёрся рукой о ржавую решётку, рассматривая пленника, – уже бы с удовольствием провалился. Но я хотел обсудить кое-что.
– Нам не о чем говорить. Разве что ты любезно распорядишься покормить меня перед тем, как я отправлюсь на судилище.
– Вот об этом-то я и думал… – Кан тяжело вздохнул. – Мы можем обойтись без него.
– Что? – бывший интендант наконец повернул голову и посмотрел на Кана, как на идиота. – Если это шутка, циньский ты выродок, то на редкость паршивая.