Цилиндр

Рита (опускается на колени перед мужем, сложив молитвенно руки). Святая душа, что мне делать? Ты все знаешь и все видишь, я уверена... Ты знаешь также, отчего ты умер и в каком положении меня оставил... (Повышая голос.) Это зна­ешь не ты один, но и все святые — в том числе и Санто Агостино!

Агостино не терпится прибавить к уже имеющейся сумме еще пятьдесят тысяч лир; смотрит на Беттину, которая ло­мает себе руки, уповая, как и он, на то, что деньги оста­нутся в доме.

Знак, подай мне знак, твоя воля для меня закон! Помоги мне! Я жду одну минуту, и если за это время я ничего не услышу, значит, ты против. Удар далекого колокола, шуршанье ветра в комнате, какой-нибудь необычный шум... и я пойму, что ты разрешаешь мне принести себя в жертву... Аттилио (после продолжительной — около двадцати секунд — паузы). Скажи ему, что пятьдесят тысяч могут превратить­ся в сто!

Эта цифра настолько поражает Агостино, что он решается дважды хлопнуть балконной дверью, произведя тем самым необычный шум, о котором Рита просила мужа; тут же он скрывается вместе с Беттиной во второй комнате,

Аттилио (овладев собой меле тою, кем неожиданный шум заставил его вздрогнуть; обращается к Рите; скептически). Он разрешил. Не будем терять времени.

Родольфо (скривив рот, сквозь зубы, Рите). Выстави его,, не то я за себя не ручаюсь.

Рита (поднимаясь с колен, подходит к Аттилио. На этот рва ее голос звучит ласково, умоляюще, «подлинна»). Сжальтесь надо мной, перестаньте меня мучить... По всему видно, вы человек порядочный. Смотрите, я плачу, по-настоящему пла­чу. (Действительно, две крупные слезы скатываются по ее щекам.) Будьте великодушны, пожалейте меня... Я прошу у вас прощения; возьмите ваши деньги и уходите. (Плачет навзрыд^ не стесняясь своцх слез; руки бессильно повисли вдоль неподвижного туловища,— так плачут дети.}

Родольфо садится на кровати и воинственно сжимает кула' ки, намереваясь вмешаться в этот бессмысленный диалог, как того требуют права и обязанности мужа, понявшего, что пора наконец взять под защиту собственную жену и соб­ственную честь. Некоторое время он остается в этом поло­жении, сверля Аттилио взглядом. Старик не проявляет ни малейших признаков удивления или страха и в свою оче­редь смотрит на него, прищурившись и скрестив руки на груди,

Родольфо (в конце концов решается высказаться}. Извините, но ваша настойчивость кажется мне неуместной. Чего вы добиваетесь? Эта бедная женщина искренне огорчена, она плачет. Она просила у вас прощения. Я тоже прошу изви­нить меня. Чего вы еще хотите?

А т т и л и о Но, милостивый, государь.

На площадке перед балконом вновь появляются А гост и-но и В е т т и на.

Я не знаю, кто вы и как вас величать...

Родольфо. Я муж этой женщины. Мое имя не имеет значе­ния.

Аттилио. И муж заставляет собственную жену заниматься та­кого рода ремеслом, а сам изображает покойника и воскре­сает, когда ему заблагорассудится?

Родольфо. Совершенно верно. И тут я мог бы согласиться с вами. Но почему вы не хотите понять: жизнь иной раз бы­вает настолько невыносима, что человеку остается одно из двух — притвориться мертвым или умереть.

Аттилио. Нашли кому рассказывать сказки! Как бы тан ни было, нельзя доходить до такой дикости, тем более что это карается законом.

Агостино (отыскал наконец цилиндр, водрузил его на голову и решительно подходит к перилам). Нет, можно!

Аттилио (удивленно). Кто там еще?

Беттина (пытается остановить Агостино, направляющегося к лестнице). Подожди.»