Цимес

Как сделать — пусть даже из чистокровки с прекрасной родословной — будущего чемпиона за четыре дня? Не знаю. Более того, точно знаю, что невозможно. Не стоит и пытаться. Я и не пытался. Я просто вспомнил… один давний рассказ одного старого жокея.

Позанимался я с Малышом — да, но не усердствовал особо. За такое время и в самом деле невозможно ничего изменить. Общий тонус, ветосмотр, с кормом не переусердствовать, суставы, сухожилия, копыта, подковы. Правую переднюю пришлось подковать заново. На этой же ноге на сустав компресс. Пару-тройку галопов на кругу, чтобы дыхание открыть и чтобы дорожку вспомнил, и все, пожалуй. Он, конечно, сразу понял, что к чему, все признаки налицо: скачка. Разумеется, и у лошади нервы, да еще какие. Есть особо чувствительные, так они за несколько суток психовать начинают, кроме своего конюха никого не подпускают, храпят, кружат на одном месте как заведенные, без перерыва. А жокею вообще в это время к лошади лучше не приближаться: увидит, решит, что вот сейчас на круг, и перегорит. И всю работу подготовительную начинай сначала. Да жокею вообще лучше лошади глаза зря не мозолить, только перед самой скачкой, перед стартом…

С Диной пару раз сумел поговорить. Она совсем слабенькая уже стала, девочка моя, ей как раз перед операцией химиотерапию делали. Но держалась молодцом, шутить пыталась, чтобы я, значит, себя соблюдал и от нее ни-ни. Что костный мозг у донора уже взяли и все в порядке. Что не мешало бы и в голове что-нибудь тоже пересадить, потому что совсем поглупела от любви ко мне. Что скоро вернется…

Накануне скачки я домой не пошел. Лег в той же каптерке, на том же топчане, заснуть, конечно, не могу. Голова пустая, мыслей нет. Знал бы как, помолился бы. Но я не знаю — и тоже поздно, ничего уже не изменить. Вот только единственное, что приходит в голову:

«Спаси и помилуй, Господи! Спаси и помилуй нас обоих — и ее, и меня. Не жить нам друг без друга, Господи, обреченные мы. Друг на друга и навсегда. Будь милостив к рабам твоим. Спаси и помилуй. Спаси и помилуй. Спаси и по…»

ПОСЫЛ

Мы все движемся друг за другом соответственно номерам в скачке, и пока мы шагом и рысью не спеша проходим вдоль главной трибуны, голос диктора представляет по одному:

— Под первым номером стартует… под седлом мастера-жокея международной категории… Под вторым номером стартует…

«Ну, международной категории у нас нет и, скорее всего, не будет, но это мы с тобой как-нибудь переживем, Малыш, да? Не это главное в жизни, не это…»

— Под пятым номером стартует Лабиринт под седлом мастера-жокея Юрия…

Всю нашу скачку я, само собой, изучил и просчитал еще накануне, все лошади и их всадники были мне знакомы, кроме одной темно-гнедой кобылы и паренька на ней. И лошадь, и всадник были мне не известны, от таких как раз не знаешь, чего ждать. Может пустышка, а может… Движется вроде ничего так. И сидит парнишка неплохо. Стремя очень уж высоко, коленями до подбородка достать можно, — молодой еще, под знаменитых жокеев работает. Ладно, поглядим…

Голос стартующего:

— Занять стартовые позиции!

Для лошади совсем неприятно втискиваться в тесноту стартовой кабины, она узкая — если раздвинуть носки сапог наружу, то в стенки упираешься. Тут внимание нужно, лошадь вылетает из кабины, как пуля из ствола. Упаси бог задеть ногой. В лучшем случае сломаешь ногу, в худшем — голову…

— На старт!

Одновременно с выстрелом стартового пистолета открываются створки ворот и — первый посыл…

Мы качаемся в седлах, вернее сказать, в стременах, седел мы даже и не касаемся, жокейская посадка высокая. Чем выше стремя, тем меньше ты мешаешь лошади, меньше ограничиваешь естественную свободу ее движений. По сути дела, ты все время стоишь, согнувшись, на стременах, которые движутся со скоростью сорок-пятьдесят километров в час и при этом ходят под тобой в такт движениям лошади. Поэтому главное в умении сидеть на лошади — баланс, постоянный и доведенный до абсолютного автоматизма.

Двенадцать лошадей в скачке. Мы уже почти прошли первую прямую, но никто не рвется, не пытается взять на силу или на ура, все друг друга сторожат, ждут, кто первый проявит свои намерения. Малыш скачет спокойно, ровным широким аллюром, и у меня перед глазами его разноцветные уши. Как Дина спросила тогда: почему у него уши разные? Стоп! Думать только о скачке, внимательно, не прозевать рывок, не отпустить слишком далеко, не дать себя зажать в повороте. Хорошо бы занять бровку. Умный какой, все хотят… Ну вот, а я так… Все, бровка моя. Передо мной одна лошадь, остальные справа и сзади. Если обходить справа, ловить просвет… А для чего же я здесь сижу, не спать же я сюда пришел. Ничего, ничего, есть у меня пара сюрпризов в запасе, поглотайте пыль-то мою… Молодец, Малыш, молодец, мальчик… Сам, как в табуне, со всеми вместе, без посыла, без хлыста, без ничего. Вот она — кровь…