Цинковые мальчики

"Трехсотые" - раненые, "ноль - двадцать первые" - убитые. Глядишь на убитого и думаешь о его матери: я вот знаю, что ее сын погиб, а на еще нет. Передалось ли ей? Еще хуже - упал в речку или в пропасть, тело не нашли. Матери сообщают: пропал без вести... Чья это была война? Война матерей, они воевали. А народ не страдал. Народ не знал. Ему говорили, что мы воюем с "бандами". Стотысячная регулярная армия девять лет не может победить разрозненные кучки "бандитов"? Армия с новейшей техникой... Не дай Бог попасть под обстрел нашей артиллерии, когда цель обрабатывают реактивные установки "Град" или "Ураган"... Телеграфные столбы летят... Готов залезть в землю, как дождевой червяк... А у "бандитов" - пулеметы-"максимы", которые мы только в кино видели... "Стингеры", японские безоткатки... Это уже потом. Приведут пленных, худые, изможденные люди с большими крестьянскими руками... Какие же это бандиты! Это - народ!

Мы там поняли: им это не надо. Если им не надо, то зачем это нам? Проезжаешь мимо брошенных кишлаков... Еще дымок костра вьется, едой пахнет... Идет верблюд и кишки за собой тянет, как будто горбы свои разматывает... Надо достреливать... А сознание все-таки запрограммировано на мирную жизнь: добить не можешь... Другой возьмет и пальнет в верблюда. А просто так! С охотки, с дури. В Союзе бы за это посадили, а тут - герой: бандитам мстит. Почему восемнадцатилетние-девятнадцатилетние убивают легче, чем, например, тридцатилетние? Им не жалко. После войны я вдруг обнаружил, какие страшные детские сказки. Все время в них кто-то кого-то убивает, Баба Яга, вообще, в печке жарит, а детям не страшно. Они плачут очень редко.

Но хотелось остаться нормальным. Приехала к нам певица. Красивая женщина, песни у нее задушевные. А там так скучаешь по женщине, ждешь ее, как близкого человека. Она вышла на сцену:

- Когда летела к вам, мне дали пострелять из пулемета. С какой радостью я стреляла...

Запела, а к припеву просит:

- Ребята, ну хлопайте! Хлопайте, ребята!

Никто не хлопает. Молчат. И она ушла, концерт сорвался. Супердевочка приехала к супермальчикам. А у этих мальчиков в казармах каждый месяц восемь-десять пустых коек... Те, кто на них спал, уже в холодильнике... Только письма по диагонали на простынях... От мамы, от девочки: "Лети с приветом, вернись с ответом..."

Выжить на этой войне было главным. Не подорваться на мине. не сгореть в бронетранспортере, не стать мишенью для снайпера. А для некоторых: выжить и что-нибудь из вещей привезти - телевизор, дубленку... Ходила шутка, что о войне в Союзе узнают в комиссионных магазинах. Зимой едешь по нашему Смоленску - девушки в афганских шубах. Мода!

У каждого солдата на шее висел амулетик.

- Что у тебя? - спросишь.

- Молитовку мама дала.

Когда я вернулся, мама открылась:

- Толя, ты не знаешь, я тебя заговорила, потому ты живой и целый.

Уходили в рейд: одну записку кладешь в верхнюю часть одежды, другую - в нижнюю. Подорвешься - какая-нибудь часть останется: верхняя или нижняя. Или носили браслеты с гравировкой: фамилия, группа крови, резус и личный номер офицера. Никогда не говорили: "Я пойду" - "Послали". Не произносили слово "последний".

- Давай зайдем в последний раз...

- Ты что, сдурел? Нет такого слова... Крайний... ну, четвертый, пятый... А этим здесь не пользуются.

У войны подлые законы: сфотографировался перед тем, как идти на боевые, - убили, побрился - убили. Первыми погибали те, кто приехал нацеленный на героизм, с голубыми глазами. Встречал такого: "Буду героем!"" Погиб с ходу. Извините, на операции - тут же лежим, тут же нужду справляем. Солдатская поговорка: лучше топтаться в собственном дерьме, чем самому стать дерьмом на минах. Родился у нас свой жаргон: борт - самолет, броник бронежилет, "зеленка" - кусты и заросли камыша, "вертушка" - вертолет, глюки видел - галлюцинации после наркотика, подпрыгнул на мине - подорвался, заменщик - кто домой уезжает. Столько сочинили, что "афганский" словарь можно составить. А погибали больше всего в первые месяцы и в последние. В первые - много любопытства, в последние - сторожевые центры отключаются, наступает отупение, ночью не можешь понять: где я, что я, зачем? Со мной ли это? Заменщики не спят полтора-два месяца. У них свое исчисление: сорок третье марта или пятьдесят шестое февраля, это значит - должен был заменяться в конце марта или в конце февраля. Очень сильно ждешь. Меню в столовой: красная рыба - килька в томате, белая рыба - килька в масле, раздражает, цветочные клумбы в центре гарнизона - раздражают, анекдоты, над которыми еще недавно надрывался от хохота, - не нравятся. Странно. что еще вчера и позавчера было смешно. А что тут смешного?

Приехал офицер в Союз в командировку. Зашел в парикмахерскую. Девушка посадила его в кресло:

- Как обстановка в Афганистане?

- Нормализуется...

Через несколько минут:

- Как обстановка в Афганистане?

- Нормализуется...

Пройдет какое-то время:

- Как обстановка в Афганистане?

- Нормализуется...

Постригся, ушел. В парикмахерской недоумевают:

- Зачем мучила человека?