Цинковые мальчики

Я - медик, я всю жизнь считала, что это - святая профессия. Очень ее любила, поэтому и доченьку увлекла. А теперь проклинаю себя. Не будь у нее этой профессии, она осталась бы дома и жила. Теперь мы с мужем только вдвоем, у нас никого больше нет. Пусто, ужасно пусто. Вот вечером садимся, вот смотрим телевизор. Сидим, молчим, иногда слова за весь вечер не произнесем. Только когда начинают петь, я заплачу, а муж застонет - и пойдет. Вы не представляете, что здесь, в груди... Утром надо идти на работу, а встать не можешь. Такая боль! Я другой раз думаю, что не встану и не пойду. Буду лежать, буду ждать, чтобы взяли меня к ней. Позвали...

У меня есть склонность к воображению, и я все время с ней, она никогда в моих мечтах не повторяется. Я даже вместе с ней читаю... Правда, теперь я читаю книги о растениях, о животных, о звездах, о людях не люблю... Думала, что природа мне поможет, весна... Поехали за город... Фиалки цветут, на деревьях листочки детские... А я начала кричать... Так красота природы, радость живого на меня подействовали... Стала бояться течения времени, оно забирает ее у меня, память о ней... Исчезают подробности... Что она говорила, как улыбалась... Собрала с костюма ее волосы, сложила в коробочку. Мух спросил:

- Что ты делаешь?

- Пусть будет. Ее уже нет.

Иногда сижу дома, думаю и вдруг слышу ясно: "Мама, не плачь". Оглянусь - нет никого. Продолжаю дальше вспоминать. Вот она лежит. Яма уже выкопана, уже земля готова ее принять. А я стою перед ней на коленях: "Доченька моя милая. Доченька моя дорогая. Как же это случилось? Где ты? Куда ты ушла?" Но она еще со мной, хотя и в гробу лежит.

...Помню тот день. Она вернулась с работы и сказала:

- Меня вызывал сегодня главврач. - И замолчала.

- И что? - Я еще ничего не услышала в ответ на свой вопрос, но мне уже нехорошо стало.

- Пришла в нашу больницу разнарядка послать одного человека в Афганистан.

- И что?

- Нужна именно операционная сестра. - А она работала операционной сестрой в кардиологии.

- И что? - Я забыла все другие слова, повторяла одно и то же.

- Я согласилась.

- И что?

- Кому-то все равно надо ехать. А я хочу побыть там, где трудно.

Уже все знали, и я тоже, что идет война, льется кровь, и медсестры нужны. Я заплакала, а сказать "нет" не смогла. Она бы строго посмотрела на меня:

- мама, мы с тобой обе давали клятву Гиппократа...

Несколько месяцев она готвила документы. Принесла и показала характеристику. Там были слова: "Политику партии и правительства понимает правильно". А я еще все не верила.

Рассказываю вам... И мне легче... Как будто она у меня есть... Я завтра ее хоронить буду... В комнате гроб стоит... Она еще со мной... А может, она где-то живет? Я только бы хотела знать: какая она сейчас? Длинные ли у нее волосы? Даже какая кофточка на ней? Мне все интересно...

Если честной перед вами быть, то я людей не хочу видеть. Я люблю быть одна... Я с ней, со Светочкой своей, тогда разговариваю. Стоит кому-то зайти, все нарушается. Никого не хочу пустить в этот мир. Ко мне мама из деревни приезжает... Я даже с ней не хочу делиться... Один раз только пришла ко мне женщина... С моей работы... Вот ее я не отпускала, мы с ней до ночи сидели... Боялись, что метро заколют, она не успеет... Уже муж ее волновался... У нее вернулся из Афганистана сын... Вернулся совсем другой, чем тот, каким она его отправила уда... "Мама, я буду печь с тобой пироги... Мама, я пойду с тобой в прачечную..." Он боится мужчин, дружит с одними девочками. Она побежала к врачу. Врач сказал: "Терпите, пройдет". Мне теперь такие люди ближе, понятнее. Я могла бы с ней дружить, с этой женщиной. Но она ко мне больше не пришла, она смотрела на портрет Светочки и все время плакала...

Но я что-то другое хотела вспомнить... Что же я хотела вам рассказать? А?! Как она приехала первый раз в отпуск... Нет, еще о том, как мы ее провожали, как она уезжала... Пришли на вокзал ее школьные друзья, товарищи с ее работы. И один старый хирург наклонился и поцеловал ей руки: "Больше я таких рук не встречу".

Приехала в отпуск. Худенькая, маленькая. Три дня спала. Встанет, поест и спит Опять встанет, поест и спит.

- Светочка, как тебе там?

- Все хорошо, мама. Все хорошо.

Сидит, молчит и тихонько сама себе улыбается.

- Светочка, что у тебя с руками? - Я не узнала ее рук, они стали такими, как будто ей пятьдесят лет.

- Там, мама, много работы. Могу ли я думать о своих руках? Ты представляешь: готовимся к операции, мои руки муравьиной кислотой. А врач подходит ко мне и говорит: "Вам что, своих почек не жалко". Он о почках своих думает... А рядом люди умирают... Но ты не думай... Я довольна, я там нужна...

Уехала она на три дня раньше:

- Прости, мама, у нас в медсанбате остались только две медсестры. Врачей достаточно, а медсестер мало. Девочки задохнутся. Как я могу не ехать?!