Цинковые мальчики

Три года, как сына нет, ни разу не приснился. Брючки его под подушку кладу, его маечку:

— Приснись, сынок. Приди повидаться.

Не идёт. В чем я перед ним провинилась?

Из окна нашего дома видна школа и школьный двор. Юра там с друзьями играет — воюет с «духами». Только слышу:

— Та-та… Та-та… Та-та…»

Мать

«Хватит, два года… По горло… Такое не повторится… Не повторится… Никогда… Не вспоминать… Забыть этот дурной сон! Я там не был… не был…

Но все-таки я там был.

Закончив военный институт и отгуляв положенный отпуск, летом восемьдесят шестого я приехал в Москву и, как было указано в предписании, явился в штаб одного важного заведения. Найти его было не так-то просто. Я зашёл в бюро пропусков, набрал трехзначный номер.

— Слушаю. Полковник Сазонов, — ответили на том конце провода.

— Здравия желаю, товарищ полковник! Прибыл в ваше распоряжение. Нахожусь в бюро пропусков.

— А, знаю, знаю… Вам уже известно, куда вас направляют?

— В ДРА. Город Кабул.

— Неожиданно для вас?

— Никак нет, товарищ полковник.

Пять лет нам внушали: вы все там будете. Так что, нисколько не покривив душой, я мог бы честно ответить полковнику: «Я ждал этого дня целых пять лет». Если кто представляет отъезд офицера в Афганистан как быстрые сборы по первому звонку, по-мужски скупое на чувства прощание с женой и детьми, посадку в ревущий самолёт в предрассветной мгле, он ошибается. Путь на войну получил необходимое «бюрократическое оформление»: помимо приказа, автомата, сухпайка требуются справки, характеристики — «политику партии и правительства понимает правильно», служебные паспорта, визы, аттестаты и предписания, справки о прививках, таможенные декларации, посадочные талоны. И только после этого вы сядете в самолёт и, оторвавшись от земли, услышите выкрик пьяного капитана: «Вперёд! На мины!»

Газеты сообщали: «Военно-политическая обстановка в ДРА продолжает оставаться сложной и противоречивой». Военные утверждали, что вывод первых шести полков надо расценивать только как пропагандистский шаг. О полном выводе советских войск не может быть и речи. «На наш срок — хватит», — в этом никто из летевших со мной не сомневался. «Вперёд! На мины!» — кричал уже сквозь сон пьяный капитан.

Итак, я — десантник. Как меня тут же просветили, армия делится на две половины — десантников и соляру. Этимологию слова «соляра» установить так и не удалось. Многие солдаты, прапорщики и часть офицеров делают себе наколки на руках. Они не отличаются большим разнообразием, чаще, всего Ил-76 и под ним купол парашюта. Бывают и варианты. Например, я встречал такой лирический сюжет: облака, птички, парашютист под куполом и трогательная надпись: «Любите небо». Из негласного кодекса десантников: «Десантник становится на колени лишь в двух случаях: перед трупом друга и чтобы напиться воды из ручья».

Моя война…

— Равняйтесь! Смирно! Приказываю совершить марш по маршруту: пункт постоянной дислокации — уездный партийный комитет Баграми — кишлак Шевани. Скорость на маршруте — по головной машине. Дистанция в зависимости от скорости. Позывные: я — «Фреза», остальные — по бортовым номерам машин. Вольно. — обычный ритуал перед выездом нашего агитотряда. Могло последовать продолжение — снимать каски и бронежилеты категорически запрещаю. Автомат из рук не выпускать…

Я запрыгиваю на свою БРДМку, небольшой проворный броневичок. От наших советников услышал её кличку — «бали-бали». «Бали» в переводе с афганского «да». Когда афганцы проверяют микрофон, они помимо нашего традиционного «раз-два, раз-два» говорят «бали-бали». Мне как переводчику интересно все, что связано с языком.

— «Сальто», «Сальто», я — «Фреза». Пошли…

За невысоким каменным забором — одноэтажные кирпичные домики, покрытые снаружи известью. Красная табличка: уездный партийный комитет. На крыльце нас встречает товарищ Лагман. Он одет в советское военное «хэбэ».

— Салам алейкум, рафик Лагман.

— Салям алейкум. Четоур асти! Хуб асти! Джор асти! Хайр хайрият асти? — выпаливает он традиционный набор афганских приветственных фраз, которые все означают, что собеседник интересуется вашим здоровьем. Отвечать на эти вопросы не нужно, можно просто повторить то же самое.

Командир не упускает момента, чтобы загнуть свою любимую фразу:

— Четоур асти? Хуб асти? В Афгане по д-ур-р-ости.

Услышав непонятное, товарищ Лагман недоуменно смотрит на меня.

— Русская народная пословица, — поясняю я.

Нас приглашают в кабинет. Приносят на подносе чай в заварных металлических чайниках. Чай у афганцев — непременный атрибут гостеприимства. Без чая не начнётся работа, не состоится деловой разговор, отказаться от чашки чая все равно что не протянуть при встрече руку.

В кишлаке нас встречают старейшины и бочата, вечно неумытые (совсем маленьких не моют вообще, согласно шариату — их вере — слой грязи сохраняет от злой напасти), одетые во что попало. Раз я говорю на фарси, каждый считает необходимым удостовериться в моих познаниях. Следует неизменный вопрос: сколько времени? Я отвечаю, что вызывает бурю восторга (ответил, значит, действительно знает фарси, а не притворяется).