Цион

И все же чемодан я почему-то так и не распаковала. Держала его под кроватью и вынимала по мере надобности оттуда вещи. Юбку, блузку, учебник, мамины духи. Я каждый вечер откупоривала стеклянный бутылек, чтобы, закрыв глаза, вдохнуть мамин запах. А потом закрывала его, содрогнувшись от слов ли’Бронаха, так и звучавших в голове: «Так о ком ты больше думала: о маме или о себе?» Я не хотела отвечать на этот вопрос. Я любила маму. Как иначе?

И баллы я тоже, конечно, любила. Но разве можно сравнивать маму и баллы? Разве все это связано? Разве, разве… Я закрывала глаза, только бы не думать.

Буду ли я ходить к Стене прощания, чтобы смотреть на урну с маминым именем? Вот уж нет. За этими ритуалами ничего, кроме пустоты, я не ощущала. Увядшие цветы, ячейки и тишина за усаженной кустарником аллеей – зачем это все? А вот духи – с духами было совсем по-другому. Я каждый раз заботливо прятала их поглубже в чемодан. Для сохранности.

И теперь я встала на колени у кровати, чтобы выдвинуть чемодан, но поняла, что он стоит не совсем там, где обычно. Я точно знала, куда я обычно его задвигаю, ведь я проделывала это по несколько раз за день. И если обычно край чемодана оказывался под центральной планкой днища, то сейчас он был сдвинут в сторону.

Я распахнула чемодан. Сверху лежала белая блузка с простым кружевом по воротничку, а из-под нее торчал рукав черной рубашки – все так, как я и оставила утром. Флакончик с мамиными духами был уложен сбоку, рядом с учебниками, – и здесь никаких изменений. На первый взгляд казалось, что ничего не пропало. Так ли это было?..

– Зачем вы копались в моих вещах?

Я слышала, что ли’Бронах дома: из одной из комнат доносились шорохи. Чем ли’Бронах был занят, я не знала и знать не хотела, но распахнула дверь, не подумав и секунды.

Ли’Бронах стоял, замерев, у книжных полок. Когда я влетела в комнату, он что-то заслонил своей спиной, но я не видела, что именно.

– Зачем ты врываешься туда, куда тебя не приглашали?

Стиснув зубы, ли’Бронах сделал ко мне шаг, но остановился. Не хотел открыть то, что прятал там, у книжных полок? Я не смотрела за его спину. В кулаке у меня был зажат мамин флакончик духов.

– Вы копались у меня в чемодане.

Я показала ему бутылек, как будто он мог что-то доказать.

Даже не моргнув, ли’Бронах поднял руку и пальцем указал на дверь:

– Вон. Немедленно вон.

Я попятилась. В глазах у ли’Бронаха зажегся какой-то незнакомый, жуткий огонь.

– Я не буду повторять, – очень тихо сказал он.

Я сделала еще один шаг назад, в коридор, запнулась о порог и ухватилась за косяк. На ногах я удержалась. Но ли’Бронах воспользовался моей заминкой и захлопнул дверь прямо перед моим носом. Я едва успела убрать с косяка руку.

Глава 16. В ожидании

ПЛАКАТЫ С МОИМ ИЗОБРАЖЕНИЕМ появились на улицах Циона в день, когда объявляли результаты экзаменов.

В ожидании заветных сообщений, которые должны были прийти к нам на коммы, мы с Рииной и Овией договорились встретиться в кафе у распределительного центра.

Назначат ли нам распределительный инструктаж сразу или на более позднее время, известно не было. Но на всякий случай хотелось оказаться к центру поближе.

Овия пришла раньше всех: она позвонила мне в сильнейшем возбуждении.

– Это, подруга, отвал всего, что можно! – выкрикнула она из комма. – Помнишь, у распределительного центра висела та толстуха? Так вот, ее сняли. Теперь там ты.

Еще бы я не помнила «толстуху». Плакат с фотографией жизнерадостной, круглолицей девушки бесил Овию до невозможности.

– И чего она такая счастливая, а? – спрашивала Овия.

Обычно я заглядывалась на витрины распределительного центра – на все эти манекены с рабочей формой и «взрослыми» платьями, а Овия пожирала глазами кирпичную стену напротив, завешанную гигантским плакатом. Щеки у плакатной девушки были и вправду слишком уж румяными. Одетая в ярко-желтое платье, она смотрела вверх, чуть приподняв уголки губ, как будто в предвкушении своего чудесного будущего, конечно же предложенного ей напротив, в распределительном центре. Яркое платье и сытый вид без слов говорили о том, как усердно она уже потрудилась ради этого «чудесного будущего».

– Ты должна это увидеть. Срочно! – потребовала Овия из комма.

Я как раз вышла из электробуса и ускорила шаг. Плакат я увидела издалека. Он белел, как флаг сдающихся, растянутый по меньшей мере на пять этажей глухой стены старой имперской высотки, и сердце у меня заколотилось о ребра. Когда я встала посреди мостовой на другой стороне улицы, мне словно коготь впился в солнечное сплетение.

На плакате была не я.

Полупрозрачная кожа, огромные сверкающие глаза, светлое летящее платье и до рези белый фон – все это казалось чужим и незнакомым. Да, я привыкла видеть себя в привычном для Циона сером или черном, а если и носила белые блузки, то только по праздникам. Но дело было даже не в цветах одежды. Дело было во мне, которой на этой фотографии не было.