Цион

– …Если бы Ганн увидел меня на плакатах, он бы от гордости лопнул, – болтала Овия. – Мы вчера были на одном мероприятии… От Сената. В Опаловом дворце, представляешь? Именно там будет и наш бал! Так вот, этот дворец… Ох, а ужин! Нет, сам ужин, конечно, был жутко занудный… Зато как на меня смотрел Ганн! Я разжилась одним платьем… Шелк, девочки, шелк! Еще старый, имперский. Не знаю, где Ганн его взял. Но он и сам, видно, не ожидал, что из этой ткани можно сшить такое… Он рядом со мной просто светился. Светился, представляете? Он вообще как-то со мной меняется, я заметила… Ну в основном… – она запнулась, а потом снова защебетала: – Ганн сказал, что мы с ним теперь в этом Опаловом дворце будем бывать часто. Сколько же платьев мне понадобится…

В зал кафе легко проникала уличная жара: окна были распахнуты. Но Риина еще крепче обхватила свою чашку. Поддерживать восторги Овии она явно не собиралась. Да и мне было так трудно представить не этот простой зал из углов и линий, а роскошный ужин в Сенате. Ли’Бронах там, скорее всего, тоже присутствовал, и оставалось только гадать, что там решали и кто еще там был. Овию, конечно, больше занимало ее платье из имперского шелка.

– Я бы, конечно, сшила что-то пооткровеннее, но такой фасон… Рукава просто невероятные!

– Впервые слышу про вечернее платье с рукавами, – заметила Риина.

Овия поерзала на стуле, придвигаясь поближе к столику, и быстро улыбнулась:

– А почему бы и нет? Платья, знаешь ли, бывают разные. К тому же нельзя оголять все разом. Дурной тон.

– Но рукава? Вон какая жара стоит.

– Вечером вообще-то прохладнее.

– А, ну да.

Я поняла, что уперлась взглядом в рукава Овии. Она была в строгой белой блузке, хотя могла бы надеть что-то летнее. Я, к примеру, сегодня надела платье – пристойно-серое, но на тонких бретельках. Такие в жаркое время не осуждались, если подол закрывал колени, конечно же.

– А сейчас? – задумчиво спросила я.

Овия снова поерзала.

– Что сейчас?

– Почему ты оделась как на экзамен?

– А разве объявление результатов – недостаточный повод одеться официально?

Она улыбалась, но в голосе ее что-то надорвалось.

– Овия, в чем дело? – очень серьезно спросила я.

– Ты о чем?

Овия машинально натянула манжеты блузки на запястья. Я смотрела на них не отрываясь.

Коммы звякнули одновременно, все три.

– Результаты… – прошептала Риина.

Она отодвинула свой чай и накрыла ладонью экран браслета.

– Давайте вместе?

Я на свой тоже пока не смотрела.

– Да, давай. Овия, ты с нами?

– Ага.

Но она уже провела пальцем по своему комму, чтобы открыть сообщение. Я переглянулась с Рииной и кивнула:

– Смотрим.

Пропустив первые строки со стандартными поздравлениями, я прокрутила сообщение до самого конца.

И перестала дышать.

Глава 17. Общественные кухни

НЕ МНОГОЕ МОГЛО ВЫВЕСТИ из себя Корада ли’Бронаха, но его так не вовремя отыскавшаяся «дочь» справлялась с этой задачей на «отлично».

Его бесило все, что с ней было связано: она сама, ее манера заполнять мусорное ведро на кухне, ее вещи в гостевой спальне, даже ее имя.

Он помнил, как Линна выбирала для дочери имя. В те дни над кроваткой ребенка она много плакала, и ресницы ее от слез слипались, отчего глаза казались причудливо подведенными. Ли’Бронаху эти глаза очень нравились, и он не раз говорил об этом Линне. А она отчего-то рыдала еще больше. Утверждала, что ее глаза опухают и краснеют, а ли’Бронах просто врет. Но он просто молча обнимал ее, потому что потом она быстро затихала.

В один из таких вечеров, уткнувшись ему в плечо, Линна придумала имя «Тесса». Ли’Бронаху оно показалось простым и излишне свистящим – нет чтобы выбрать имя краткое и решительное, с «р» или «д», как его собственное. Но Линне «Тесса» нравилась, а ли’Бронах не возражал. Он и не хотел, и не имел права возражать.

Так маленький человек в колыбели стал девочкой по имени Тесса, а ли’Бронах поймал внутри себя первый отголосок неприязни.

Или это была ревность? Ли’Бронах теперь плохо разбирался в эмоциях. Он их почти и не ощущал. Неприязнь-ревность к маленькой Тессе была как колючка в ботинке: с ней было некомфортно, но проблему можно было легко исправить. Снял ботинок, вытряхнул колючку, пошел дальше. А вот то, что ли’Бронах испытывал к Линне, было совсем другим.

Тот один процент, которым так кичились Новые, у ли’Бронаха был занят чувством к Линне полностью. Одного процента хватило, чтобы взять ее замуж, когда ее бывший супруг умер от тетры, а Линне, тогда еще беременной, грозило обнуление. У нее был слишком поздний срок, чтобы избавиться от ребенка, а родить без брака – гарантированно отправиться на общественные работы. И одного процента хватало, чтобы впустить Линну в свою жизнь и в свой дом. Ли’Бронах слишком давно на нее засматривался, слишком много и странно к ней чувствовал… И это был все тот самый один процент.