— Забавно, — говорит новичок, — потому что, насколько нам известно, вы все еще замужем.
Коп постарше не поправляет его, но он выпрямляется, пристально глядя на меня из-под очков. Он не удостаивает остальных даже взглядом, как будто ему все равно. Другие члены нашей семьи появляются из палаток, им любопытно, что происходит.
— Что тебе нужно от Эмбер? — Спрашивает Даймонд.
— Это не твое дело, урод, — глумится новичок.
Даймонд улыбается, и новичок застывает под этим взглядом. Это нехорошая улыбка.
— Все в этом цирке — мое дело, — говорит он угрожающим тоном. — А теперь расскажите нам, по каким причинам вы вторглись в наш лагерь.
Губы новичка кривятся, и он открывает рот, чтобы ответить, но коп постарше поднимает руку, останавливая его, и он тут же захлопывает рот.
— Вас объявили в розыск, миссис Кэмпбелл. — Я скриплю зубами при упоминании фамилии, но воздерживаюсь от ответа, пока он не закончит. — Ваш муж, доктор Кэмпбелл, сообщил, что вы были похищены этими… людьми. Мы здесь, чтобы вернуть вас домой.
Моя кровь стынет в жилах, и я делаю шаг назад.
— Мой муж?
— Идите с нами, и мы отвезем вас домой, — говорит офицер, кивая. — Тогда мы сможем покончить со всем этим.
Мрак над моей головой сгущается еще больше.
— Нет, — говорю я им.
— Итак, миссис Кэмпбелл…
— Не называй меня так! — Я рычу, делая еще один шаг назад. — Я не хочу иметь ничего общего с этим человеком! Ты доставил свое сообщение. Теперь уходи.
Новичок ухмыляется.
— Не будь дурой. Никто не хочет оставаться с этими уродами.
— Я хочу, — шиплю я. — И да. Никто меня не похищал. Это мой дом.
Клаб обхватывает пальцами мое предплечье, предлагая утешение, и старший коп обращает внимание на это движение. Когда его рука тянется к пистолету на бедре, Даймонд рычит.
— Советую вам не совершать этой ошибки, — предупреждает Даймонд. — Мы не проявляем агрессии, офицер.
Он делает паузу, явно осознавая, насколько он в меньшинстве.
— Вы пойдете с нами, миссис Кэмпбелл.
— Нет, — повторяю я. — Нет. Я ему не принадлежу. Я не собственность. Он подал ложное заявление. Вы должны арестовать его.
Глаза полицейского вспыхивают, и я понимаю, что он знает, что задумал мой муж, но ему также заплатили.
— Дом не здесь, — осторожно говорит он. — Либо ты идешь с нами сейчас, либо мы тебя заставим. Стокгольмский синдром — настоящий убийца.
— Давай, девчушка, — уговаривает новичок, и поскольку он идиот, в отличие от своего напарника, он делает шаг вперед и вытаскивает пистолет. — Садись в машину.
Все окружают меня, моя семья, мой цирк. Каждый из них придает мне силы, защищает меня. Я вздергиваю подбородок, ободренная их поддержкой. Новичок замирает, его глаза расширяются, даже когда его напарник шипит ему, чтобы он отошел.
— Слушай своего напарника, — говорю я ему, и он напрягается. О, ему это действительно не нравится. — Я предлагаю
— Хорошо, — говорит тот, что постарше. — Хорошо. Мы уходим. — Новичок поворачивает к нему голову, но коп постарше усмехается: — Садись в машину.
Парню это явно не нравится, но он слушает, потому что у него нет выбора. Он убирает оружие в кобуру и поворачивается, чтобы забраться в машину. Тот, что постарше, на мгновение колеблется.
— Мы уходим, — заявляет он, не сводя с меня глаз. — Но мы вернемся.
— Я бы предостерегла тебя от этого, — парирую я с суровым выражением лица.
Он снимает очки и открывает глаза, слишком голубые для кого-то настолько скользкого.
— Твой муж передает тебе привет.
У меня сводит живот, когда он садится в машину и заводит двигатель.
К тому времени, как он исчезает за поворотом, я теряю остатки завтрака в желудке, мое тело дрожит и покрывается холодным потом.
Мои люди не покидают меня, но мрак над моей головой становится все сильнее.
Глава
41
Мне не требуется много времени после того, как копы уходят, чтобы решить, что делать. Мы уезжаем, и немедленно. Они знают, где мы, и это была явная угроза. Они вернутся и, вероятно, с подкреплением. Я знаю, что добром это не кончится. Такие люди с оружием слишком долго убивали таких, как мы. У них также есть власть и средства, чтобы это сходило им с рук.
В конце концов, мы просто уроды.
Я не позволю, чтобы моя семья пострадала, и меня не потащат обратно к Роджеру.
Даймонд отдал команду, но моя мольба заставила его сделать это. Мы могли бы остаться и сражаться, но что-то во мне знает, что добром это не кончится. Карты все еще висят у меня над головой, предупреждая о смерти…
Это все?
Может быть, если мы будем достаточно быстры, то сможем избежать этого.
Я сжимаю костюм, который мне подарил Клаб, и я смотрю поверх его яркого шелка на карты. Я чувствую, как они пульсируют, все еще чувствую их предсказание.
Это повторяется в моей голове, как мантра, и мой страх только растет. Закрыв глаза, я отбрасываю шелк и закрываю уши.
— Пожалуйста, остановись, — умоляю я цирк. Это не утихает, только становится сильнее.