Цирк Обскурум

Даже если мы сбежим, он будет преследовать меня, куда бы я ни пошла. Я думала, он отпустит меня, но я ошибалась. Он планировал это все это время? Он врач. У него есть деньги. Ему может сойти с рук практически все. Никто не знает, что он сделает в отместку не только за то, что я бросила его, но и за то, что мои ребята сделали с ним. Они унизили его, они нанесли ему шрамы, и, что хуже всего, я противостояла ему.

Присутствие цирка сгущается вокруг меня, пока я не начинаю задыхаться. Это он? Он и есть приближающаяся смерть?

Это возможно, и мысль о том, что человек, который мучил меня большую часть моей жизни, является причиной того, что я могу потерять свое счастье, свой новый дом, наполняет меня ужасом и яростью, которых я никогда раньше не испытывала. Это омрачает мою душу, взывая к цирку.

Я должна была убить его. Я должна была покончить с этим, когда у меня был шанс.

Теперь я понимаю, что имела в виду Хильда, говоря, что доброта — моя слабость. Я отпустила человека, который причинил мне боль, изнасиловал, избил и пытался убить. Я думала, это делает меня лучше его, но это только сделало меня слабой дурачкой.

Это не сделало меня сильнее, это сделало меня глупее. Я должна была знать, что только смерть остановит такого человека, как он, а теперь, возможно, уже слишком поздно.

Есть ли в этом мире место, куда мы можем убежать, чтобы избежать этого обещания, витающего в воздухе?

Что еще хуже, пойдут ли они со мной?

Я не знаю, и это меня пугает. Мы сильны и могущественны, но есть что-то бесконечно более опасное в человеке, которому больше нечего терять, в то время как у меня, с другой стороны, есть все.

Нет, я не могу позволить этому так закончиться.

Мы уйдем. Мы избежим его и этого предупреждения. Мы должны.

Я больше не потеряю свой дом.

Он больше ничего у меня не заберет!

Глава

42

Мы путешествуем два дня, но Эмбер, похоже, не стала более спокойной. Это нас беспокоит. Я слишком хорошо знаю, какой страх она испытывает, поэтому мы держим ее ночью в палатке. Мы предлагаем ей комфорт и силу, в которых она нуждается, когда чувствует слабость. Независимо от того, о чем она сейчас думает, он не может заполучить ее, как и полиция.

Она наша. Она наша королева, наше сердце, наше все.

Ничто не отнимет ее у нас, и я буду крепко прижимать ее к себе, пока она в это не поверит.

Я не сплю всю ночь, наблюдая за ее лицом и понимая, что она не избавляется от своих забот даже во сне. Когда наступает рассвет, она, задыхаясь, просыпается, как будто жестокий кошмар требует, чтобы она встала. Мое сердце сжимается в узел от боли в ее глазах, когда она смотрит на меня. Она обхватывает мою щеку, и я прижимаюсь к ее теплу. Ее глаза скользят по моему лицу, как будто запоминая его, как будто она беспокоится, что видит его в последний раз.

Я наклоняюсь и нежно целую ее, желая убрать эту тревогу из ее глаз, остановить ее кошмары и изменить ее прошлое, но я не могу.

Как и все мы, она застряла среди ужасов, которые привели ее сюда. Я не позволю им снова повлиять на нее. Я вкладываю это в свой поцелуй.

Я буду защищать ее, несмотря ни на что.

Я обеспечу безопасность нашей семьи.

Я чувствую ее слезы на своей коже, и каждая из них — как кирпич в моем сердце. Я ношу их с собой, как напоминание о том, за что мы боремся.

Толчок отрывает нас друг от друга и будит остальных, наши глаза расширяются.

— Зов, — бормочу я, и она кивает, с трудом сглатывая. — Ты в порядке, готова сделать это?

— У меня нет выбора. Ни у кого из нас его нет, — напоминает она мне. — Мы отвечаем на вызов, несмотря ни на что. Это наш долг.

— Я предпочитаю свое сердце долгу, — говорю я ей. — Если ты не можешь, тогда я останусь здесь, с тобой. Я выберу тебя.

Я ожидаю, что цирк сразит меня наповал, но мне все равно. Я боюсь потерять ее больше всего на свете.

Улыбка озаряет все ее лицо, прежде чем она наклоняется, чтобы нежно поцеловать меня.

— Я люблю тебя за это, — шепчет она. От этих слов мое сердце замирает, а надежда и любовь пульсируют во мне с такой силой, что я удивлен, что она этого не чувствует. — Но я справлюсь с этим. Я сильнее, чем вы думаете. Я должна быть готова к тому, что грядет.

Я боюсь, что она права.

Я никогда не знаю, чего ожидать, когда нас призывают, особенно таким ранним утром. Это не может означать ничего хорошего. Большинство грехов совершается в темноте, когда люди чувствуют себя храбрыми. Что-то в этом угнетающей тьме делает людей-монстров достаточно смелыми, чтобы совершать отвратительные грехи, но прямо сейчас солнце ярко светит над нами. Сегодня уютный, счастливый день, и мы медлим у входа на поле с полевыми цветами, куда нас влечет зов.

Это странное чувство.

Остальные явно согласны с моей осторожностью, но мы расходимся, изо всех сил стараясь не потревожить и не раздавить цветы, пока бродим среди них в поисках источника пульсирующего эха в наших душах. Зов становится сильнее по мере того, как мы ищем, пока не видим мужчину, сидящего посреди поля, вокруг него раздавлены цветы. Я свищу, чтобы остальные знали, что он здесь.