Цирк зажигает огни

– Это конец 1948 – начало 1949 года, наше сатирическое международное обозрение. Номер ставили известный уже Вам Шахет и режиссёр Арнольд. Художником был знаменитый карикатурист Борис Ефимов! Тексты нам писали Михалков и Сухаревич, была у меня и «Прощальная песенка», с которой я покидал манеж, завершая программу. И всё же радости особой эта сатира у меня не вызвала. Слишком плакатной, нарочитой была злободневность. Даже в международной сатире была очень строгая порционность, дозировка, а ведь дуровский юмор и дуровская сатира всегда были очень смелыми, раскованными! Ну, какая, скажите, смелость громить пресловутый план Маршалла![198] Или клеймить позором поджигателей войны, особенно после того, как в нашей стране был принят закон, запрещающий пропаганду войны! Гораздо больше за мир агитировали мои голуби, которые под знаменитую песню Дунаевского «Летите, голуби, летите…» слетались ко мне со всех уголков цирка! Романтика и патетика лучше отвечали и моему душевному складу! А в 1950 году мне пришлось в программе «За мир во всем мире» вместе с ослом, свиньёй, собаками и поросятами клеймить поджигателей войны всех мастей. Тут же звучали и «Гимн демократической молодёжи», и песня Шостаковича «Мир победит войну». В этой программе как чтица дебютировала моя Наташа. Она читала «Монолог матери». В руках участников парада были листы со Стокгольмским воззванием… В общем, от цирка как цирка очень мало что оставалось. Живопись без живописи, цирк без цирка, театр без драматургии… Всё это нам так хорошо знакомо!

Наш начавшийся на оптимистических нотах разговор приобретал минорную тональность. От цирка требовали газетных приёмов и газетной оперативности. Если в конце 20-х годов современная тема органично входила в программы, её искали, интерпретировали, находили ей художественное решение, то в конце 40-х – начале 50-х годов положение было иное. Так и появились далеко не всегда отчётливые намёки то на войну в Корее, то на воротил большого заокеанского бизнеса, то на великие стройки той поры… Юрий Владимирович называл мне гастрольные города, среди которых были вновь Саратов, вновь Магнитогорск, Новосибирск, Хабаровск… Рассказывая мне о среднеазиатских гастролях, Юрий Владимирович оживился, обрадовался:

– Для узбекских ребятишек мы устроили праздник ёлки, по-нашему, по-северному! С Дедом Морозом, со Снегурочкой, с медведями!..

Вот это запомнилось, запечатлелось в душе!..

– А чем ещё те годы памятны? – спрашиваю.

– Да вот была одна травма на арене, не такая страшная, как от укуса морского льва, но тоже весёлого было маловато! А вышло всё так. Работал на арене с медведем. Что-то его то ли напугало, то ли разозлило… А тут ещё ремешок-намордник порвался, и миша меня за ногу цапнул! Сильный был укус! Чувствую, что ботинок наливается кровью. Но разве могу я публике показать свою боль или даже просто неудачу? Нет, конечно. Довожу номер до конца, с трудом покидаю манеж и… В памяти полный провал. Прихожу в себя уже в больнице. Не буду Вас страшить подробностями. Одно скажу – двадцать шесть швов наложили! Пришлось прервать гастроли. После больницы попал в санаторий, в Кисловодск. Так неожиданно для себя впервые за многие годы отдохнул. Вот она – наша жизнь цирковая!

Любили мы с Юрием Владимировичем после двух-трёх представлений премьеры дать ей оценку, сличить свои впечатления, ощущения от программы в целом и отдельных номеров. Начинали с премьеры, а потом слово за слово вспоминали лучших цирковых артистов, полюбившиеся нам номера. Меня очень интересовала точка зрения Юрия Владимировича, его подход к работе коллег по манежу. Кого же он больше всего ценил, кем больше всего интересовался? Я полагал, что прежде всего – дрессировщиками, и ошибся. Оказывается, клоунами! Особенно – теми клоунами, кто выступал с животными. Это Карандаш с собачкой Кляксой, Борис Вяткин с его забавной собачёнкой Манюней, клоун Акрам со своим неизменным ишаком.

Оценивая работы дрессировщиков разных поколений, Юрий Владимирович всегда старался в беседах со мной показать, что нового привнёс в искусство дрессировки тот или иной мастер арены. Он хвалил Бориса Эдера за спокойную непринуждённость, высокий темп работы, умение сопровождать «страшные» номера шутливыми разговорами с животными, органическое решение новых тем – например, на арене Эдер обыгрывал папанинскую льдину, разрабатывал цирковыми средствами тему полярников, покорителей Севера, и это получалось у него легко, артистично!

Говоря об Ирине Бугримовой, Юрий Владимирович подчеркивал, что она – дочь ветеринарного врача, с детских лет любила и понимала животных, что она пришла в цирк из большого спорта, стала чемпионкой по лёгкой атлетике. Вот эти два слагаемых плюс органичный артистизм и сделали её одной из лучших дрессировщиц!