Цирк зажигает огни

А в моей жизни действительно произошли серьёзные перемены. Работу над цирковой темой я сочетал с делами сценарными: увидел экран мой документальный фильм о сталеваре Иване Кайоле «Грядущему навстречу», торопил меня новый сценарный замысел – о председателе колхоза «Иван Емельянов, крестьянский сын». Я продолжал выступать в печати и по радио как критик и публицист, звали меня и оставленные на время мои пьесы о Михаиле Ивановиче Глинке, который всегда был моим кумиром…

Но самое главное то, что в мою жизнь вновь вошла штатная работа. На сей раз – в качестве литературного консультанта по драматургии при Правлении Союза писателей РСФСР. Работа эта захватила меня полностью. На меня обрушился поток рукописей, рецензий, мне необходимо было постоянно бывать на премьерах в драматических театрах. Ожидали меня и поездки, причем, – порою в те же самые города, что я посетил вместе с Юрием Владимировичем, но суть поездок теперь уже совсем иная, да и свободного времени в обрез: каждый раз надо было встретиться с активом местной писательской организации, побывать в управлении культуры, в местном отделении Всероссийского театрального общества, на двух-трёх спектаклях в местном театре (а ещё лучше – на премьере спектакля, поставленного по современной пьесе!)…

А что раньше? Раньше совсем другой ритм и режим дня! Утром не спеша встал, позавтракал, отправился знакомиться с городом, где-то днём после обеда два-три часа бесед с Юрием Владимировичем, а там, глядишь, пора и собираться на цирковое представление. Программу я уже знал наизусть, и Дуров на меня не обижался, когда я то или иное представление «прогуливал». В вечерние часы я любил в гостинице написать странички три-четыре из той или иной главы своего циркового повествования…

В общем, жизнь круто менялась! Но и начатую работу над повествованием я тоже бросать на произвол судьбы не хотел. Посоветовался с Юрием Владимировичем. Он поразмыслил и согласился со мной: действительно, послевоенные главы вольно или невольно проигрывали перед предыдущими. Мы оба, не сговариваясь, вышли на тему, точнее проблему, интересующую и историков, и литераторов, и многих деятелей искусства: а где же начинается история и где она завершается! Вот отзвучали аплодисменты, подведя итог премьере. Так что же, она уже история, ушла в историю? А мы не успели её и пережить, прочувствовать? Или, скажем, проблема поколений. Нас разделяет десять лет. Начало века видим совершенно по-разному да и двадцатые годы – тоже, а потом впечатления как-то выравниваются, мы начинаем жить эпохой при всей разности судеб и индивидуальностей почти одинаково…

Совершенно разная у нас и война. У меня – блокадный Ленинград, фронтовая журналистика, кинохроника, затем Первый Белорусский фронт, взятие Берлина, длительная работа в архивах поверженной Германии. А у Юрия Владимировича за исключением Смоленских и Ярославских гастролей – далёкий тыл, труд на арене до изнеможения, жизнь при всех обострившихся осложнениях привычная, цирковая, к которой готовы и душа, и тело. А вот теперь в послевоенные годы мы часто бываем вместе, ездим по одним и тем же городам, пишем историю цирка, и эта история всё ближе и ближе подступает к нам, того и гляди перевернёт страничку отрывного календаря…

– Знаете что, Николай Афанасьевич? – вдруг предлагает Дуров. – Давайте сделаем так. Пусть в основе послевоенных глав будет не материал после бесед, которые мы с Вами ведём, а сами беседы с их спорами, ассоциациями, воспоминаниями... Ну вот начнём хотя бы так…

Первый послевоенный год, 1946-й, Юрий Владимирович начинал в Ленинграде, городе с очень разборчивой, избалованной многими отличными гастролями цирковой публикой. Что ей показать? Чем удивить? Чем порадовать? В цирковой среде бытует мнение, что цирковая работа не так уж разнообразна. Это театральная премьера может ошеломить, изменить представление зрителей о данном театре. А цирковые жанры можно сосчитать по пальцам, зато повторов и штампов воистину не счесть! Стало быть, так или иначе, а главное – это отделка каждого номера, работы над которым можно и нужно довести до блеска. Полностью соглашаясь с этим, Юрий Владимирович тем не менее неустанно работал над драматургией своих цирковых программ. Первая послевоенная программа получила название «Зоологическое ревю». Русские народные пляски и песни словно обрамляли номера с животными. Сам дрессировщик выступал в национальном костюме, читал героико-патетические монологи, обращаясь в зрительный зал к фронтовикам:

И опять зазвенел перелив бубенцов.
Рвутся кони мои вороные.
И на лучших местах здесь я вижу бойцов,
что сражались во славу России!