Он двинулся, качая головой. Это не могло происходить по-настоящему. Нужно было проснуться. Она же мертва. Но запах от ее одежды был таким реальным, а голос звучал совсем близко.
Он видел, как она, улыбнувшись, склонилась над ним, положив руку на его лоб так, как всегда делала, когда он заболевал.
– Я устал! Больше не могу, – всхлипнул он.
– Александр!
Он открыл глаза. Медсестра с обеспокоенным лицом пыталась его растормошить. Он взглянул на свои простыни и одеяло: они были сырыми от пота.
– Где она? Где моя мама? Она была тут! – Он огляделся по сторонам, но не увидел ее.
– Вы уверены, что его нужно выписать сейчас? У него жар, – сказала медсестра охраннику, стоящему около койки Александра. Юноша посмотрел на часы: Лика должна была вот-вот прийти.
– У меня был приказ выписать всех, кто может ходить.
Александр сощурился: сильный немецкий акцент резал слух. Охранники раздавали приказы медсестрам, а те что-то кричали им в ответ.
– Не нужно, – сердито произнесла медсестра, стягивая с Александра сырые простыни. – Он встанет на ноги уже через пару недель. Пожалуйста, не торопите его с возвращением на работу, – говорила она, помогая Александру встать.
– Что происходит? – спросил Александр.
– Нам нужны койки для других целей.
Александр проследовал за охранником, который повел его прочь из госпиталя. Вначале он хромал, боясь ступать на больную ногу, но вскоре почувствовал, что былая боль ушла и на ногу теперь можно опираться. Охранник открыл двери, и ледяной воздух ворвался в госпиталь. Они не успели дойти до главной площади, когда Александр заметил, что вокруг подозрительно тихо.
– А где все?
– Перепись. Приказ Бургера. – Александр хотел было спросить, зачем нужна была перепись в таком-то месте, но охранник резко остановился около барака под названием Ганновер. – Впредь думай, прежде чем спрашивать о чем-то, – сказал он, пиная Александра в спину с такой силой, что тот упал на землю.
Он принялся растирать разбитое колено и подвывать от боли, а охранник медленно пошел по своим делам. Напрягая все силы, Александр поднялся и вскарабкался вверх по лестнице, затем рухнул в своей крошечной грязной комнате. Он повернулся лицом к стене и прислушался, но в бараке было тихо. Нужно было найти Тео, узнать, что происходит, и удостовериться, что с ним все в порядке.
Но тело отказывалось повиноваться. Веки налились тяжестью, и он крепко заснул.
– Александр?
Он сонно поморгал и открыл один глаз, увидев обеспокоенное лицо Тео прямо над собой. Рядом с ним Василий радостно хлопал в ладоши.
– Он вернулся! – кричал Василий. – Вернулся и жив!
Танцор выбежал в коридор, чтобы рассказать новость остальным. Александр медленно приподнялся и потряс головой. Тео обнял его:
– Боже мой, Александр. Я так за тебя боялся!
– Сколько времени?
– Утро. Когда мы вернулись поздно ночью, ты крепко спал.
– А где вы были?
Тео пожал плечами:
– Нас просто считали. Бургер повелел всем выстроиться в ряд и ждать, пока всех не пересчитают. В конце концов люди начали падать в обморок от переохлаждения. – Он покачал головой, будто отгоняя дурные мысли. – Многие уже умерли от гипотермии.
В голове Александра щелкнуло: вот почему им нужны были койки в госпитале.
– А Лика?
– С ней все в порядке, – заверил его Тео. – Она, кстати, искала тебя. – Он поднялся и выглянул в коридор, затем сел напротив подопечного и зашептал: – Александр, я был не прав. Нужно было послушать тебя, когда ты говорил, что им нельзя верить.
– Все в порядке. Все равно мы вряд ли что-то сумеем сделать.
– Они устроили проверку из-за попытки бегства, совершенной группой мужчин.
– И? – коротко спросил Александр, видя обеспокоенное лицо Тео.
– Я… Я не знаю, что на меня повлияло: страх за судьбу Лены и то, что они могут с ней сделать, или слепая вера в пустые обещания немцев. Из-за меня мы потеряли целый год.
– Все в порядке, – ответил Александр, внутренне готовый к тому, что они останутся здесь до конца своих дней. Оба сидели в тишине, пока Тео не прокашлялся и не сказал:
– Нет. Не в порядке.
В тусклом свете комнатушки он пытался рассмотреть лицо Тео и понял, что тот смотрит на него с былой уверенностью и бесстрашием.
– О чем это вы говорите?