Цитадель

Он лихорадочно пытался сосредоточиться на клинических исследованиях, которые проводил в больнице. Но ничего не выходило. Он слишком нервничал. С тем же беспокойным усердием занялся своими денежными делами с директором банка Уэдом. Все было прекрасно, все в порядке. У него возникла мысль о покупке дома на Уэлбек-стрит — очень выгодное помещение денег — и продаже дома на Чесборо-террас, причем амбулаторию он хотел оставить себе. Он просыпался в тихие жаркие ночи, в голове у него бурлили планы, мысли о практике, нервы были взвинчены, ему недоставало Кристин, но ее не было, — и рука его машинально тянулась к ночному столику за папиросами.

В разгаре этих настроений он позвонил Франсиз Лоренс.

— Я остался совсем один. Не хотите ли прокатиться куда-нибудь вечером? В городе так жарко.

Голос Франсиз звучал хладнокровно и как-то успокоил его:

— Это было бы ужасно мило. Я чувствовала, что вы позвоните. Вам знаком Кроссвейс? Совершенно елизаветинский стиль, И река там великолепна.

На следующий день он в течение трех четвертей часа успел принять всех больных. Задолго до восьми заехал за Франсиз в Найтсбридж, и они помчались по дороге в Чертси.

Они ехали на запад мимо ровной ленты огородов, а впереди потопом разливался закат. Франсиз сидела рядом с Эндрью, говорила мало, но заполняла все холодным очарованием своего присутствия... Она была в костюме из какой-то тонкой светлокоричневой материи, темная шапочка гладко охватывала маленькую головку. Эндрью был весь под впечатлением ее грации, изумительного лоска, отличавшего ее. Лежавшая близко от него рука без перчатки была так бела, так тонка. Каждый тонкий палец венчался безукоризненной алой миндалиной ногтя.

Кроссвейс, как и говорила Франсиз, представлял собой замечательный елизаветинский дом, стоявший у Темзы, среди прекрасных садов с подстриженными деревьями и очаровательно-старомодными прудами, на которых плавали водяные лилии. Так как этот особняк превратили в место увеселений, то все здесь было осквернено современными удобствами и позорным джаз-бандом. Когда Эндрью и Франсиз въехали во двор, уже загроможденный нарядными автомобилями, к ним подскочил ловкий лакей. Древние камни пылали под вьющимся виноградом, а высокие четырехугольные дымовые трубы четко вырисовывались на фоне неба.

Они прошли в ресторан. Ресторан был наряден, полон публики, столики расставлены по краям свободного квадрата полированного паркета, а старший официант мог бы сойти за родного брата великого визиря из «Плаза». Эндрью до тех пор не выносил и побаивался старших официантов. Но это потому, что он никогда еще не являлся в ресторан с такой дамой, как Франсиз. Один быстрый взгляд — и их проводили с поклоном к лучшему столику в зале, их окружила целая армия лакеев, один развернул салфетку Эндрью и благоговейно разостлал ее у него на коленях.

Франсиз заказала очень немного: салат, гренки Мельба, вместо вина только воду со льдом. Старший официант ничуть не смутился, как будто он в этой умеренности увидел доказательство ее принадлежности к касте избранных. Эндрью с внезапным тошнотворным ощущением испуга подумал, что, приди он в это святилище с Кристин и закажи такой банальный ужин, его бы с презрением выгнали вон.

Он опомнился, заметив, что Франсиз с улыбкой глядит на него.

— А ведь мы с вами уже очень давно знакомы, и сегодня вы в первый раз пригласили меня на прогулку.

— Вы об этом жалеете?

— Надеюсь, я не дала вам повода так думать.

Снова чарующая интимность ее легкой улыбки взволновала его. Он казался остроумнее, непринужденнее, значительнее. Это была не претенциозность, не глупый снобизм. Каким-то неведомым путем аристократизм Франсиз распространился и на него. Он сознавал, что люди за соседними столами с интересом поглядывают на них. Мужчины глядели на Франсиз с восхищением, которого она спокойно не замечала. Эндрью невольно подумал о том, какой волнующей радостью было бы для него постоянное общение с ней.

Она промолвила:

— А что, вы были бы очень польщены, если бы я вам сказала, что ради прогулки с вами отказалась от ранее полученного приглашения в театр? Никол Уотсон — помните его? — звал меня на балет, один из моих любимых балетов, — что вы скажете о моих детских вкусах? — это «La Boutique Fantasque» с участием Массина.

— Я помню Уотсона и его рассказ об экспедиции в Парагвай. Дельный малый.

— Он удивительно мил.

— Но вы боялись, что в театре будет слишком душно?

Она улыбнулась, не отвечая, взяла папиросу из плоской эмалированной коробочки, на которой бледными красками была нарисована прелестная миниатюра Буше.

— Да, я слышал, что Уотсон за вами ухаживает, — настаивал Эндрью с внезапной горячностью. — А что же думает об этом ваш муж?

Она и на этот раз промолчала, только подняла одну бровь, словно желая мягко предупредить следующее неделикатное замечание. Через минуту она сказала:

— Вы, конечно, понимаете... Джеки и я — лучшие друзья. Но каждый из нас имеет своих собственных друзей. Он сейчас в Жуэне. И я у него не спрашиваю, зачем... Потанцуем с вами разок? — прибавила она небрежно.