Цитадель Гипонерос

«Эта судьба исполнится милостью нашего защитника Эль Гуазера… Благословенно будь его имя вечно…» Как только гимн закончился, характерная дрожь нейронов предупредила Гэ, что упреждающие, разбросанные по залу, собрались передать очередное объявление: в ее голове набухало подобие мысли, напоминающее шепоток. Превосходя своих товарищей по странствию в телепатическом потенциале, упреждающие обзавелись довольно неприятной чертой, а именно вещали когда хотели, не заботясь о том, чем заняты их реципиенты. Иногда они доходили до такого непотребства, что надоедали супружеским парам в их редкие и потому драгоценные моменты близости. Гэ, конечно, ни разу не приходилось терпеть подобного рода неудобств, но несколько раз ей приходили всякие пустячные сообщения, стоило ее рукам начать блуждать по телу. Она тогда мельком задумывалась, нет ли у касты упреждающих секретного соглашения с кастой смотрителей, и не служили ли эти неурочные шепотки скрытыми предупреждениями, и тогда она застывала на своей койке, страшась момента, когда повылазят парализоты — анестезирующие микророботы, управляемые смотрителями.

«Выступление главного управляющего Квина через несколько минут С.С.В. Выступление главного управляющего Квина через несколько минут С.С.В….»

Гэ всегда бесила шкала времени С.С.В., пересчитываемая по скорости корабля. Она знала основные принципы относительного времени, рассчитываемого для сверх-световых скоростей, но не могла привести время к земному, еще называемому Д.С.В. (Время До-Световых скоростей). Однако один из ее соседей по каюте, некто по имени Джадл, пояснял ей, что время С.С.В. представляло собой около одной восемьдесят восьмой земного времени, и, следовательно, сто веков странствий «Эль-Гуазера» на самом деле длились всего столетие, тринадцать лет и шесть дней.

— Если бы кто-то из пассажиров поднялся на борт в возрасте семи лет и дожил до ста двадцати лет С.С.В., он бы снова увидел Землю, но, пожалуй, ее бы не узнал: с момента его отлета прошло бы сто земных столетий, то есть десять тысяч лет.

— На чем основаны эти расчеты?

— На систематических наблюдениях — отвечал с горящими глазами Джадл (по красноречивым взглядам, которые он бросал на грудь Гэ, она подозревала, что им двигало не просто стремление поделиться своими научными познаниями, а вовсе иное желание). — Техники сравнивают бортовые часы, установленные по земному времени, и биологические часы — или старение некоторых пассажиров, выбранных на роль подопытных кроликов…

Она поняла, что скорость звёздного поезда заставила их выпасть в другое измерение, в другое пространство-время, и на этом успокоилась. Время для Гэ было чисто субъективным понятием, и поэтому сопоставления между двумя системами хронологических мер казались ей занятием совершенно бесцельным.

Из этих размышлений ее вывел звучный голос управляющего Квина.

— Братья и сестры странники, о, вы, чьи предки были приговорены к изгнанию на сто столетий, о, вы, столкнувшиеся с враждебным безмолвием пустоты, о, вы, чьим единственным небом были мрачные металлические потолки кораблей, настало время пожать плоды вашего терпения, настало время утвердиться стопой на Земле! Хвала Эль Гуазеру, нашему защитнику, который снискал благодарность наших предков, подарив им караван кораблей…

Гэ стало не по себе, и она заерзала на сидении, неприятно заскрипевшем шарнирами. На нее повеяло скрытой угрозой (впрочем, и возбуждающим настроем тоже) от слов и фигуры невысокого человечка, стоящего в центре сцены в двубортном сюртуке и шляпе с загнутыми полями[8]. Гэ сразу же попыталась подавить свои подозрения — с одной стороны потому, что рисковала привлечь внимание смотрителей, неподвижные силуэты которых вырисовывались со всех сторон отсека, с другой стороны потому, что опасалась дать толчок вспышке паранойи или еще какого психического расстройства.

— Мы любимые сыновья Земли, — продолжал управляющий Квин. — Узы родства дают права, но прежде всего рождают обязанности. Земля нуждается в нас так же сильно, как и мы в ней. Однажды она была заражена Атомом, безумием наших предков, и первая наша обязанность — навсегда ее избавить ее от зла, что гложет.

Как и все управляющие или предводители других каст, выступавшие в актовом зале, он пользовался напыщенным стилем и делал тонические ударения на последних слогах, которые порой безбожно растягивал, добавляя в голос аффектированной дрожи.

Необъяснимый ужас охватил Гэ, по коже у нее поползли мурашки.