Цицианов

Еще в 1802 году Александр I, не желая ссориться с Турцией, с которой в 1798 году был заключен союз на условиях нерушимости существовавших границ, одобрил фактический отказ Кнорринга от принятия Соломона II под покровительство России. «Я нахожу основательным ответ ваш, сделанный царю Имеретинскому, — писал император. — …Я никак не желаю дать сим поступком Порте Оттоманской повод к притязаниям или остуде (охлаждению к России. — В.Л.)и поручаю вам на будущее время держаться сего правила» [817]. Цицианов, сменивший Кнорринга, получил в мае 1803 года такую же директиву: «…дабы течение Куры и Фаза (Риона. — В.Л.)означало порубежную черту владений России, за которую переступать не следует». Но уже в сентябре—октябре того же года последовали одно за другим три послания из столицы, в которых главнокомандующему указывалось не только на возможность, но и на желательность присоединения Имеретии [818]. Это позволяло установить связь Грузии с Россией по Черному морю, ликвидировать удобный для Турции плацдарм для вторжения в Закавказье, лишить тыла сторонников возрождения независимого царства Багратидов, тем более что именно в Имеретии укрылись царевичи Иулон и Парнаоз.

Повод для вмешательства не заставил себя ждать. Во время очередной вспышки междоусобиц князь Дадиани, терпевший одно поражение за другим от имеретинцев, обратился к Цицианову с просьбой о помощи. При этом он прямо говорил, что в случае отказа будет вынужден искать покровительства Турции. Александр I решил не упускать такой благоприятной возможности и согласился почти на все «просительные пункты» — условия договора. Правитель Мингрелии сохранял наследственные права владетеля, но каждый новый обладатель этого титула утверждался в Петербурге. Ему временно сохранялось право на суд и расправу, включая смертную казнь. Княжеский дом получал долю доходов от рудников, городов и портовой таможни, обязываясь взамен обеспечить русские войска кровом, провиантом и дровами. Кроме того, в распоряжении русских властей поступали леса, пригодные для кораблестроения. Гарнизоны, размещенные в Мингрелии, должны были служить защитой «от внешних врагов и супостатов и для водворения спокойствия и тишины посреди самих владений».

Решение о принятии Мингрелии под свой скипетр Александр I принял в значительной мере под воздействием рапортов князя Цицианова. 17 марта 1803 года главнокомандующий писал императору: «Пристань Поти, множество строевого корабельного леса, судоходная река Рион, богатые рудники в Мингрелии, находящиеся без употребления, а паче всего утверждение естественных и удобнейших к удержанию пределов наших, от Черного моря до Каспийского, побуждают меня обратить мое внимание на сию разоренную, но плодородную область и вкупе сожалеть о невозвратной утрате оной для России, коль скоро просимое Дадианом покровительство не удостоится милосердного воззрения Вашего императорского величества» [819]. 4 декабря 1803 года Григорий Дадиани и несколько князей присягнули на подданство в присутствии епископа Цайшедского. Принятие Мингрелии — первого из государств Западного Закавказья — в состав Российской империи объяснялось тем, что в Петербурге сложилось мнение о царе Соломоне как о совершенно ненадежном партнере, против которого, скорее всего, придется «действовать оружием».

Желание перейти в подданство России выражал и правитель Абхазии Келеш-бей. Однако здесь Цицианову предложено было пока что не торопиться. В Петербурге полагали, что лучшей схемой действий в данном случае может быть «крымская»: сначала признание независимости Абхазии как от России, так и от Турции, а затем окончательное присоединение под благовидным предлогом и при благоприятных внешнеполитических обстоятельствах [820].