Цицианов

Переговоры мингрельского правительства с Петербургом не остались тайной для Соломона II, который понимал: с принятием Мингрелии в состав Российской империи всякие мысли о спорных территориях придется оставить. Сначала он попытался отговорить Дадиани от такого шага, а затем обратился за помощью к турецкому султану. Но в тот момент в Стамбуле не собирались ссориться с Россией. Тогда Соломон отправил своего посла, князя Леонидзе, в российскую столицу. 5 августа 1803 года император ознакомился с условиями, на которых Имеретия могла бы стать частью Российской державы. Фактически это было предложение союза: Россия обязывалась по первому требованию оказывать военную помощь (численностью в тысячу человек), соглашалась на право царя выбирать себе преемника, содействовала возвращению подданных, бежавших в соседние страны. Соломон подстраховал себя на случай конфликта с главноуправляющим Грузией: особым пунктом он требовал, чтобы доносам «без предварительного с нами объяснения не давать веры». Наконец, в условиях значилось право иметь в Петербурге собственного представителя при высочайшем дворе. Имеретинский царь был хитер: «объяснения» между людьми, разделенными тысячами верст, в те годы оказывались практически невозможными. Главной целью этого пункта было связать по рукам и ногам главнокомандующего на Кавказе. Пока Цицианов в Тифлисе узнает о каком-то действии имеретинского царя, расходящемся с «видами правительства», пока о том будет составлено и послано донесение в Петербург, пока там оформят нужные бумаги, пока фельдъегерь доставит императорское повеление Соломону II дать то самое «объяснение», пока тот его напишет, пока курьер поспеет в Петербург и в столице сопоставят донесение Цицианова и слова царя, пока фельдъегерь домчит через леса, степи и горы правительственное решение в Тифлис, пройдет уйма времени, ситуация изменится, и главноуправляющий будет вынужден новым рапортом запустить новое колесо обмена информацией между Тифлисом, Петербургом и Кутаисом. Другие требования тоже нельзя назвать приемлемыми. Отправка экспедиционного корпуса указанной численности была сопряжена с опасностью уморить солдат голодом: в Петербурге знали, с каким трудом обеспечиваются провиантом войска даже в сравнительно благоустроенной Грузии. Согласие на полную независимость царя в вопросах престолонаследия также не могло устроить Петербург. Наконец, ни о каком содействии в возвращении беглых не могло быть и речи, поскольку это означало бы вмешательство в феодальные распри с самыми тяжкими последствиями.

Для Соломона II наибольшую опасность представлял Константин Давидович, сын его усопшего соперника. Лишить жизни мальчика царь не решился, но зато заключил вероятного претендента на престол в башню, запретив прислуге произносить при нем хоть одно слово. Расчет был прост: ребенок в таких условиях вырос бы немым и потому непригодным для наследования имеретинской короны. Царь решил убить и мать мальчика, вдову Давида Анну, но ей удалось бежать в Грузию, воспользовавшись содействием русского отрада [821]. Царица приехала в Петербург и упросила Александра I отправить в Имеретию своего специального посланника, чтобы убедить Соломона освободить ее сына, царевича Константина. С одной стороны, имеретинский царь боялся ослушаться императора, с другой — опасался того, что у русского правительства будет наготове кандидат на престол при любых династических осложнениях. Соломон долго изворачивался и, наконец, нашел хитроумный выход из положения: объявил, что по причине своей бездетности усыновляет Константина. Но Цицианов не уступал в проницательности имеретинскому царю. Он тоже проявлял чудеса изобретательности, использовал все свои связи в среде грузинского дворянства, пускал в ход одно из самых действенных орудий — подкуп и, наконец, добился освобождения молодого человека, который десять лет содержался в одиночном каземате в ужасных условиях.