Цицианов

К концу своего управления краем Кнорринг, кажется, начал разбираться в происходящем. Об этом свидетельствует его письмо Цицианову от 4 декабря 1802 года, которым он вводил своего преемника в курс дел. Первая часть — «Обстоятельства внутри Грузии» — посвящена в основном объяснению массового недовольства действиями власти. Никакой вины за собой и за своими подчиненными генерал-эстляндец не признавал. Назывались три причины: ограничения княжеского произвола в отношениях с крестьянами, неразбериха в определении собственников некоторых поместий, сокращение так называемых «фамильных» должностей. Кроме того, указывалось на неблагонамеренность князя Герсевана Чавчавадзе и царевича Иоанна Георгиевича, которые будто бы из Петербурга (!) организовывали нападения дагестанцев, чтобы «привести народ в уныние и недоверчивость к правительству». Главным же смутьяном назывался царевич Вахтанг, которому удалось собрать вокруг себя только 30 человек. Кнорринг подчеркивал, что простой народ оказался равнодушным к призывам князей, хотя его пугали массовыми переселениями в Россию, поголовной записью в казачество и разовой выплатой двухлетней подати[300]. Раздел «Обстоятельства вне Грузии» посвящался отношениям с ближайшими соседями. Прежде всего, сообщалось, что имеретинский царь Соломон заявил о существовании спорных приграничных земель и о своей готовности вступить в российское подданство. Правитель Ахалцыха Шериф-паша сместил с поста своего брата Сабид-пашу, а когда тот бежал в Имеретию, то уговорил царя и царевича Александра лишить опасного эмигранта жизни. Шериф-паша держал отряд дагестанцев, которые «от скуки» грабили приграничные грузинские села, после чего скрывались за границей. Неоднократные жалобы русских послов в Стамбуле никаких последствий не имели. Султан приказал карсскому паше наказать за своеволие пашу Ахалцыхского, причем против Шерифа-паши выступил в тот момент и Селим-ага Кипиани с ополчением аджарцев, которые формально являлись подчиненными ахалцыхского паши. В июле 1802 года русские войска, расположенные в Грузии, оказали содействие войскам карсского паши в отражении набега Нахичеванского Келб-Али-хана. Правитель Эривани Магомет-хан, опасаясь персидского Баба-хана, объявил о готовности принять российское подданство, но когда угроза персидского нашествия миновала, отказался. Главным недоброжелателем Кнорринг называл правителя Гянджи Джавад-хана. Лезгины, к которым было отправлено «убеждение» отказаться от набегов на Грузию, отвечали, что «им несвойственно вступать в договоры с начальником войск столь сильной державы».

Генерал проявил удивительную проницательность, объясняя преемнику, что можно надеяться на благонамеренность горцев (осетин), «коли поступать без нарушения обычаев и прав, веками между ними утвержденных»[301]. Что же касается финансовых злоупотреблений, то нет ни прямых, ни косвенных свидетельств того, что Кнорринг был «в доле» и потому покрывал финансовые махинации Коваленского. Скорее всего, генерал самоустранился от практических действий по управлению Грузией, поскольку почти все время проживал в Моздоке или Кизляре.