Цицианов

Не дождавшись выхода флота из Астрахани, русские войска в мае 1804 года стали сосредоточиваться в Саганлуке, в восьми верстах от Тифлиса. Всего удалось собрать для похода 4500 штыков и сабель при двенадцати орудиях. Эриванский хан понимал, что оказался между молотом и наковальней. Поэтому он попытался избежать войны и направил в Тифлис специального посланника с уведомлением о том, что шах собирает войска и приказывает эриванцам присоединиться к нему. Это послание вполне можно было принять как угрозу, поскольку в нем обильно цитировался приказ шаха с обидными для россиян выражениями. Цицианов именно так это и расценил, ответив запиской «для памяти», где изложил условия, на которых Эриванское ханство могло войти в состав России. «Я никогда не лгал, — грозно напоминал он своему адресату, — и в целый год пребывания моего здесь, кажется, доказал, что вывезу царскую фамилию, разорившую Грузию междоусобной войной, и вывез; сказал, что покорю Джарскую провинцию, и покорил; сказал, что Ганджу возьму, и взял; сказал, что введу в Российское подданство Мингрелию, и ввел. Говорю, что то же сделаю с Имеретией, и сделаю. Говорю, что поставлю патриарха Даниила на патриарший престол, и поставлю, а Давыду обещаемый всесильным и великим моим Государем пенсион доставлю, и доставлю. Говорю, что Эривань заставлю платить дань, и заставлю… Я не словами стращаю, а штыками действую и делами доказываю. Я войска, мною командуемые, не называю по-персидски бесчисленностью звезд, но когда приду с ними в Бамбаки (пограничный пункт. — В.Л.), то никакого условия не приму и то же сделаю, что с Ганджой…»[727] Избежать такой беды Магомет-хан мог только немедленным утверждением Даниила патриархом и отправкой Давида в Тифлис. Этот шаг означал бы его готовность принять российские условия.

Хан направил Цицианову еще одно письмо, объявив, что готов вести переговоры о подданстве. Ответ был выдержан в жестких, но не оскорбительных выражениях: хану гарантировались сохранение престола и защита от внешних врагов. В обмен — присяга на подданство, 80 тысяч рублей дани в год, размещение русского гарнизона в Эривани. Доказательством же действительности намерений должно было стать немедленное утверждение Даниила армянским патриархом. Закончил же письмо Цицианов своеобразной ритуальной фразой: «Вот мои последние слова, вот вам дорога благая, буде не по ней пойдете, не я буду виноват вашей погибели»[728]. Надеясь на положительный ответ, главнокомандующий произвел перегруппировку войск. Войска под руководством генерал-майора Леонтьева должны были войти на территорию Эриванского и Нахичеванского ханств, дабы убедить их правителей в том, что Россия не оставит их без защиты. Главная же задача заключалась в том, чтобы оградить Эчмиадзин после водворения там законного патриарха Даниила от возможного нападения персов. Прагматизма Цицианову было не занимать. Несмотря на грозные слова и ультимативный тон посланий, он находил возможным продолжать переговоры до последней минуты. Когда уже начали греметь выстрелы, он согласился ответить на очередное письмо Магомет-хана Эриванского, не снижая при этом градус своей гневной риторики: «…Божусь вам живым Богом, коего исповедую, что вашему высокостепенству нет другой дороги к спасению, как по приближении моему к крепости встретить меня, вынесть ключи мне и предаться священной воле всемилостивейшего и великого моего Государя Императора… Не могу умолчать перед вашим высокостепенством, что уже персидской политике и вывертам не время. Или милости и пощады просите, или ждите жребия Джават-хана Ганжинского, чего бы я вам не желал, но если поупорствуете один день, то я покажу, что я даром или бесполезно с непобедимыми войсками ходить не умею»[729]. На Кавказе военные резоны всегда находились в переплетении с резонами политическими. Это проявлялось как на уровне стратегии, так и на планах конкретных боевых операций.