Цивилиzации

Люди Атауальпы тесали бревна и резали доски. Женщины шили разноцветные паруса. Таино выплавляли тысячи гвоздей и окунали их в масло, защищая от ржавчины. Остовы наполнялись жизнью, преображались, подобно змее, сбрасывающей старую шкуру. Их медленное возрождение давало надежду на благополучный исход для обоих народов: при недолгой любви есть шанс расстаться друзьями. Конечно, когда китонцы отчалят, вздохнуть с облегчением сразу не получится: нет гарантии, что суда дойдут туда, откуда пришли, а Уаскар в досаде, что добыча снова ускользнула, не отомстит таино. Но расторопность лесорубов, плотников, швей и кузнецов делала худшее менее вероятным.

С другой стороны, хочешь не хочешь, а на круги своя ничто не вернется. Ось мира неустойчива, не так ли? Койя Асарпай, сестра-супруга, пускаться в странствие не хотела, ее беспокойство многие разделяли, хоть и с усердием принялись за дело. «Брат мой, это же безумие», — говорила она. Страх перед неизвестным боролся в ней со страхом перед очевидным. Она ужасалась при мысли, что где-то поблизости бродит армия Уаскара, но с не меньшей дрожью вглядывалась в горизонт. Как представить себе, что там, за морями? Атауальпа умел находить нужные слова: «Сестра, мы увидим, откуда приходит бог Солнце». Он понимал, что народу нужен вождь, и не стал обременять себя протоколом, на этот раз обратившись ко всем так: «Время Империи Четырех Четвертей прошло. Мы отправимся туда, где нас ждет новый мир, он не беднее нашего, и земель там немерено. С вашей помощью император ваш станет Виракочей[71] нового времени и, служа Атауальпе, вы обеспечите почет многим поколениям своих семьей и айлью[72]. Если пойдем ко дну — так тому и быть. На дне морском обретем свой Пачакамак. Ну а если доберемся… Вот будет странствие! Так вперед, в путь, к Пятой Четверти!» И китонцы, которым эти слова придали уверенности и отваги, дружно подхватили: «В путь, к Пятой Четверти!»

Однако три судна не могли вместить всех — тем более что Атауальпа не собирался жертвовать своим обозом. Надо было погрузить посуду, одежды, скот, продовольствие. Со слов Анакаоны он понял, что стоит взять побольше золота. И стал лично отбирать претендентов на участие в плавании — в зависимости от их положения и пользы: знать, воины, чиновники империи (счетоводы, архивариусы, прорицатели), ремесленники, женщины… Получилось не больше двухсот человек, но суда все равно были перегружены. С собой взяли несколько лошадей, лам, куи — для пропитания. Атауальпа не пожелал расставаться ни со своей пумой, ни с попугаями.

Незадолго до отъезда Игуэнамота пришла к императору и сказала: «Позволь мне отправиться с вами». Атауальпа понял, что принцесса всю жизнь не переставала думать о загадочной стране, откуда некогда явились бледнолицые мужчины. И решил, что она ему пригодится.

Наконец пришел день отплытия. Китонцы, не попавшие на суда, утирали слезы. Анакаона поцеловала дочь. Атауальпа в окружении полководцев в последний раз отдал почести принявшему его острову: ему было не избавиться от мысли, что он не скоро увидит его вновь.

7. Лиссабон

Плавание началось.

За время странствия Игуэнамота стала наложницей Атауальпы. Молодой император полюбил эту женщину, годившуюся ему в матери и по собственной воле оставившую родную страну ради преданий, которые помнила с детства.

Вместе они подолгу склонялись над старыми картами, найденными на борту, пытаясь их расшифровать. Ученые Атауальпы поняли, как пользоваться инструментом, помогающим ориентироваться по звездам, так что корабли держали курс не отклоняясь.

Однажды утром Руминьяви явился к Атауальпе в опочивальню, когда тот пил аку со своей возлюбленной. Снаружи в небе кружили белые птицы — значит, где-то поблизости земля. К тому моменту, когда она наконец показалась на горизонте, неде-ли, проведенные подле императора, принесли дочери Анакаоны прекрасное знание кечуа (этот язык Атауальпа предпочитал языку айямара, но говорил с характерным для Кито акцентом).

Они пошли вдоль открывшегося им берега. Как-то ночью, перед рассветом, случилось необъяснимое явление, напугавшее корабельные команды: море вдруг забурлило, хотя не было ни ветерка. Этот неслышный ураган чуть не разбил все три обессилевших корабля. Было бы жестоко встретить смерть, когда до земли рукой подать и все указывает на то, что путь завершен. Только проворство кормчих не позволило судьбе сыграть с ними злую шутку.

Их внесло в устье гигантской реки. Впереди возникла широкая каменная башня: она словно выросла из вод, чтобы никого не пропускать с моря. Зеленевшие по правую руку холмы позволяли рассчитывать на приветливость этих мест. Но при взгляде на затопленную долину слева становилось ясно, что разгневанная река вырвалась из своего русла. Вдоль берега тянулось огромное сооружение из белого камня — такого размаха, что сравниться с ним могли только дворцы Куско. Птицы не пели. Тишина встревожила странников, однако они не проронили ни слова.