Цивилиzации

В глубине дворца находилось священное место, украшенное полупрозрачными плитками — красными, желтыми, зелеными, синими. Свод напоминал паутину, вырезанную из камня, и был выше, чем во дворце Пачакути. В дальнем конце здания на богато украшенном постаменте — правда не покрытом сплошь золотом, как это было бы в Доме Солнца[75], — возвышалась статуя худотелого человека, приколоченного к кресту. Постриженные испытывали здесь поистине священный трепет. Китонцы сразу поняли, что перед ними местная уака[76]. Кто этот приколоченный бог? Скоро им предстоит об этом узнать.

Судя по всему, обитатели дворца что-то живо обсуждали между собой — странники догадались, что речь идет о них.

Повсюду шла уборка: дворец расчищали от обломков. Атауальпа решил, что постриженным нужна помощь. Китонцы взялись за дело. Родившемуся в Тауантинсуйу не составляло труда предположить, что здесь случилось: задрожала и разверзлась земля, после чего огромная волна обрушилась на берег. Атауальпа и его люди знали все это слишком хорошо. К тому же легкий восточный ветер разносил в воздухе характерный запах тухлых яиц.

Для себя и своих жен Атауальпа выбрал достаточно просторное помещение, где велел разложить циновку, чтобы устроиться на ночлег. С ним легли Игуэнамота, которой не удалось найти подходящее место для гамака, и сестра-супруга Койя Асарпай. Свита укрылась под сводами аркады внутреннего двора, туда же привели животных, к которым постриженные приближались с опаской, но и с интересом: они впервые видели лам. Наконец все уснули под бдительным оком Руминьяви, но прежде попросили еще черного напитка.

8. Земля левантинская

Постриженные, хоть и держались с опаской, сгорали от любопытства. Кто пожаловал к ним в гости? Теряясь в догадках, они рассматривали наши одежды, прикасались к ушам. И очень волновались в присутствии женщин, особенно это касалось Игуэнамоты: одним своим видом она слепила их пуще солнца — они прикрывали глаза руками и отворачивались, когда принцесса проходила мимо. Ее попытались укрыть убогим саваном — таким же, как у остальных, но она, смеясь, сбросила его. На кубинской принцессе были только доставшиеся от матери браслеты, которые она носила на запястьях и щиколотках, и золотое колье, подаренное Атауальпой.

Между тем постриженный с кольцом, главный и, очевидно, самый мудрый, видя, что она немного понимает его язык, провел ее в зал, где его собратья что-то деловито выцарапывали на матерчатых прямоугольниках, испещренных мелкими темными штрихами. Она узнала — поскольку видела раньше — говорящие листы, которые хранят в кожаных футлярах: они заполняли помещение до самого потолка. Постриженный с кольцом развернул один такой лист, на нем была нарисована карта — почти такие же они нашли на судне чужеземцев. Она поняла, что он хочет знать, откуда она явилась. Он показал ей на карте место, которое назвал Португалией. Левее не было ничего, пустота, только небольшой островок, намного ниже.

Кискис взял десять человек и отправился осматривать окрестности, а вернувшись, доложил Атауальпе, что вокруг всё в руинах. По всей видимости, город очень большой, народу в нем много. Жители не могут прийти в себя. На гостей никто не обратил внимание. Река богата рыбой, а земля до того, как задрожала, верно, была благодатной. Кискис принес показать существо, похожее на карликовую ламу, — оно встретилось по дороге. А вот птиц в небе они не заметили.

Густые тучи, спустившиеся с севера, прорвались, и дождь погасил пожары, продолжавшиеся на холмах. Пользуясь гостеприимством постриженной братии, китонцы восстанавливали силы после долгой переправы. Они обратили внимание, что черный напиток, который им подают хозяева, краснеет, попадая в прозрачные кубки, и это диво немало их впечатлило.

Сочтя, что его люди отдохнули достаточно, Атауальпа решил по традиции сжечь остатки своих трапез, скопленные по пути с Кубы; их с благоговением хранили в отдельных сундуках. Обычай требовал сжигать также одежды, которые он носил, однако беспрецедентность положения бывшего правителя Чинчайсуйу, прибывшего в неизведанную землю и не имевшего представления о местных запасах альпаки и хлопка (но неприятно удивленного грубым одеянием людей, живших как-никак во дворце), заставила его отложить эту часть ритуала.