Читаем Цивилизации Америки, Великие географические открытия и колониальное хозяйство, генезис капитализма и становление классической политэкономии, великие полностью

Цивилизации Америки, Великие географические открытия и колониальное хозяйство, генезис капитализма и становление классической политэкономии, великие

Коллектив авторов , Коллектив авторов -- История

Проект, выработанный «совершенным общесоветием», по мнению Посошкова, должен был быть передан императору, «да разсмотрит его умная острота». «И кии статьи его величеству угодны, то те тако да и будут, а кии непотребны, ты да извергнутся или исправить по пристоинству надлежащему». Посошков, видимо, понимает, что несмотря на все его оговорки, эти предложения так или иначе ставят под вопрос неограниченность полномочий монарха. Поэтому он особо подчеркивает, что хотя «сие мое речение многие вознепщуют, яко бы аз его иператорскаго величества самодержавную власть народосоветием снижаю», в действительности у него нет подобных намерений: «Не снижаю его величества самодержавия, но ради самыя истинныя правды, дабы всякой человек осмотрел в своей бытности, нет ли кому в тыих новоизложенных статьях каковыя непотребныя противности, иже правости противна». В поиске аргументов в свою защиту он обращается к идее божественности власти: «Правосудное дело самое святое и богоугодное и того ради всячески надлежит потщится, дабы суд царев был яко божий. Бог есть правосуден, того ради и в человецех требует правого суда. И аз о правосудии тако мню, еже царю не тако полезен пост и молитва, яко правосудие».

После принятия нового «правосудного изложения» Посошков предлагает сначала апробировать его «перве попробить на делах», чтобы если «в какой статье явится некая неисправность, то о ней надлежит поразсудить и поправить ее». И уже только через 2–3 года следует «напечатать их (текстов уложения. – Авт.) великое множество, дабы не токмо в городех, но и в селех без того бы судебника не было, чтобы всяк его читал и волю его императорскаго величества ведал и ничего бы противно его величества воле не делал и от всяких неправых дел отдалялися бы».

При всем несомненном демократизме предлагаемых Посошковым мер вряд ли следует видеть в «народосоветии» зародыш будущего «буржуазного парламентаризма». Правильнее, по-видимому, отождествлять его с традиционной для Московской Руси формой Земского Собора. Как раз для них не являлось чем-то исключительным участие крестьян. Последних, кстати, Посошков рассматривал лишь как временно переданных государством во владение дворян в вознаграждение за службу, – взгляд, характерный для XVI–XVII вв.

Оттуда же, из XVI–XVII вв. в своеобразном «домостроевском» варианте вытекает и само представление Посошкова об императоре: государь – хозяин страны, который подобно домохозяину, главе семейства, должен быть не только рачительным и экономным, но и справедливым, чтобы соблюсти свой «царский интерес».

«У нас не вес имеет силу – рассуждает он, – но царская воля. У иноземцов короли власти таковы не имеют, яко народ, и того ради короли их не могут по своей воле что сотворити, но самовластны у них подданыя их, а паче купецкие люди. И тии купцы по купечеству своему товар в денгах числят, а королевскую персону полагают на них вместо свидетеля, что та цата имеет в себе толико товару, за что она идет.

И по нашему простому разумению, то стало быть королю безчестие, а не честь, что не по имени его денги в себе силу имеют, но по купеческой цене.

И мне ся мнит, тот их совет вельми нам непристоен, понеже у нас самый властителный монарх, а не ористократ ниже димократ. И того ради мы не серебро почитаем, ниже медь ценим, но нам честно и силно имянование его императорскаго величества».

Именно так «правда» становится составной частью «богатства».

Таким образом, как пишет Н. П. Павлов-Сильванский: «В эпоху петровской реформы является впервые человек, самоотверженно трудящийся над вопросами общественнного и государственного устройства, одушевленный той же идеей общего блага, которой служил Петр, отождествлявший благо государства с благом общества».

Впрочем, надо сказать, что в отношении известности Посошкова сложилась довольно странная ситуация. Из одной книги в другую кочуют заявления как раз прямо противоположные: но если в дореволюционный период у Н. П. Павлова-Сильванского было хоть какое-то основание утверждать, что «литературы о Посошкове просто нет», то вряд ли соответствует действительности заявление Л. Зайцевой о том, что «имя Посошкова практически неизвестно, его главная книга опубликована через сто лет после смерти, другие работы не изучены и не опубликованы до сих пор». И это при том, что библиография исследований, касающихся непосредственно Посошкова (не считая тех, где это имя упоминается наряду с другими) и учтенных Б. Б. Кафенгаузом, насчитывает 201 работу. Заметим, что работа самого Кафенгауза вышла еще в 1950 г.