Цивилизации Америки, Великие географические открытия и колониальное хозяйство, генезис капитализма и становление классической политэкономии, великие

Впрочем, тот же И. Посошков не видел в Сенате действительно авторитетного учреждения и потому предлагал «ради самыя твердости в судах и во всяком правлении, чтоб от правосудия ни много ни мало судьи не колебались. учинить особливую канцелярию, в которой бы правитель был самый ближний и верный царю». Это высшее присутственное место должно было стать, по его мнению, «оком царевым, верным оком, иже бы над всеми судьями и правителями был вящий, и за всякими правителями смотрел властительно, и никого он кроме Бога, да его императорскаго величества не боялся. А к той канцелярии приход был бы самый свободный, а сам бы тот правитель был низок и ко всяким людем был низходителен, и не тяжел бы он был, аще и не по вся дни, обаче, улуча время, по коллегиям ходил бы и смотрел, каково кто дело свое управляет, и нет ли каковыя в делах неисправности, и нет ли каких жалобщиков. Такожде, обходя судебныя места, и челобитчиков бы спрашивал, не чинят ли кому какова нападка и излишней волокиты и пр. И у всех коллегий и канцелярий прибить печатные листы с объявлением таким: буде судья или подьячий какую учинит в деле неправду, то приходили бы в ту канцелярию, то всякому лицу там будет управа. Такожде, буде кто из сильных лиц изобидит кого убогаго, или судья гражданский или военный офицер чем солдата или драгуна изобидит, а он суда на него не сыщет, то тут бы изобиженный искал бы обороны». Тем самым Посошков настаивал на учреждении некой специальной высшей апелляционной инстанции. До некоторой степени деяния Петра совпадали со стремлениями и идеями Посошкова: собственно и сам Сенат, и другие органы, такие как «кабинет», прокуратура и т. п., были как раз попытками создать что-то похожее на то, чего требовал Посошков.

Так, в созданный в начале XVIII в. «кабинет» царского величества должен был принимать все жалобы, обращения, донесения и т. п. А в начале 1722 г. для усиления наблюдения за законностью действий всех и каждого Петр учредил при Сенате должность независимого ни от кого, кроме самого государя, генерал-прокурора, в обязанности которого входило наблюдение за действиями Сената и прокурорами. Представляется, что должность генерал-прокурора ближе всего соответствовала той роли, которую Посошков отводил предлагаемой им высшей канцелярии.

Иными словами, пожелания Посошкова были исполнены, но, как оказалось, это не принесло существенных изменений в состояние правопорядка в стране, злоупотребления отнюдь не исчезли.

У Посошкова был готов, однако, ответ и на вопрос о причинах подобной ситуации – главную роль здесь играет недостаток нравственности. Причем особенно возмущает его аморализм «великородных», которые «на уложенные уставы мало смотрят: но как кто восхощет, так и делать будет по своей природной пыхе». «Лучше, – считает он, – ради уставления правды в судьи посадить из нижних чинов, а паче из приказных людей, кои в делах искусны и страх Божий в себе имут. И с ними посадить, где пристойно, и из военнаго чина, кии от службы отставлены, и из купчества, в которых острота умная есть. А буде из приказных людей в судьи выбрать некого, то бы из дворян мелких, кои остроумны и в делах искусны, и боящиеся Бога». Преимущество «низкородных» Посошков видит в том, что в случае злоупотреблений с их стороны «за них и упрашивать никто не будет, да и сами они паче высокородных боятися будут». Посему «тем низкородным судьям надлежит дать такое величество чтоб они никаковых лиц не боялись, кроме Бога да царя, и дела б все свои делали по новосочиненному его императорскаго величества указу неизменно, и от своего ума не мудрствовали бы, и ни едину черту сверх указу не прибавливали бы и не убавливали бы». Впрочем, и в этом случае одной лишь нравственности судей, даже «низкородных» недостаточно. Важно, чтобы «нарушение новоизложеннаго указа» грозило им смертью, «дабы они судили, а о смерти своей помнили».

Проявление традиционной для менталитета среднего русского человека неприязни к «великородным» проявляется у Посошкова и в требовании равного суда для всех. В главе «О воинских делах» он говорит: «И ради общежительства любовнаго аще великий наш монарх повелит суд устроити един каков земледельцу, таков и купецкому человеку, убогому и богатому, таков и солдату, таков и офицеру, ничим же отменен, и полковнику и генералу, – и чтоб и суд учинить близостный, чтоб всякому и низкочинному человеку легко бы его доступать, како на простолюдина, тако и на служиваго, – то по таковому уставу не то что офицеров, солдат изобижать, но и земледельцев не будут обидить. Аще увидят прямой правый суд, то всю прежнюю свою гордость и озарничество и обиды все отложат и будут со всеми чинами любовно обходиться, и указы его императорскаго величества не станут ничтожить; ибо тем люди, да вси изменятся. Сей же суд, мне мнится, не весьма прав, еже простолюдину о обид своей на солдата у солдата ж милости просить, а на офицера у офицера ж. Старая пословица есть: еже ворон ворону глаза не выклюнете!».