Цивилизации Америки, Великие географические открытия и колониальное хозяйство, генезис капитализма и становление классической политэкономии, великие

С этой целью Посошков в своем «Отеческом завещании» специально рассматривает обязанности приказных людей. Посошков разрабатывает и предлагает правила об окончании дела к положенному сроку, о ведении памятной книжки, об исполнении данных челобитчикам обещаний и т. п. Это выгодно и самим приказным людям, поскольку они тем самым приобретают одновременно и хорошую репутацию, и материальную выгоду. Посошков не одинок в таких рассуждениях. Те же мысли мы встречаем, например, у Татищева. Обвиненный Демидовым во взяточничестве он, оправдываясь перед Петром, говорил, что это лишь подарок за хорошо сделанную работу. Иначе смотрит на это Петр, который, в отличие от Посошкова и Татищева, видевших в подарках средство для ускорения судопроизводства, считал их делом опасным: «Позволить этого нельзя, потому что бессовестные судьи под видом доброхотных подарков станут насильно вымогать». К тому же «для доброго судьи служба есть священный долг, причем ему и в мысль не приходит временная корысть, и что ты делаешь из мзды, то он делает из добродетели».

Посошков понимает, что проблемы улучшения состояния правосудия на Руси следует искать не только в нравственной порче чиновников, но и в отсутствии правосознания у народа. Купцы обманывают в торговле, низшие слои общества склонны к праздности и лени, разбоям и грабежам – с горечью замечает он. Однако единственной панацеей здесь он видит введение самых строгих мер: «Какая казнь будет вору, такая ж казнь будет и солдатам кои вдали да молчали. А буде из болынаго дому из боярскаго кто сворует что, то того дому всем дворовым, кои вдали да молчали, такая же казнь, и кои и не вдали, а того ж дому, и тех кнутом бить колико указано будет. А буде кой сотской или пятидесятской, уведав за кем воровство, да умолчит, то горше вора приимет муку и казнь лютейшую и пр… буде кто ведая о разбойниках да утаит, тому будет смертная казнь».

Посошков предвидит сложности и ожидает сопротивления со стороны крестьян при попытках заставить их ополчиться против разбойников, поэтому он требует, кроме наказания кнутом, всех тех, которые не пойдут на помощь, заставить вознаградить жертв разбоя за понесенную потерю.

Нельзя сказать, что правительство не понимало важности борьбы с этим злом. Тюрьмы были переполнены, суды работали неустанно, однако существовали объективные причины того, что усилия властей не достигали цели. Одной из причин этого было то, что многое в русской истории определялось чисто естественными, географическими причинами. В отличие от Запада, где все проблемы между народом и государством решались на ограниченных площадях и поэтому в конечном итоге сводились к усовершенствованию внутренней стороны общественной жизни, на Руси стремились к внешнему расширению пространства взаимодействия народа с государством. Как писал Н. Алексеев: «Западная история следовала принципу социальной интенсификации, мы же шли путем экстенсивным. На Западе, если государство давило, можно было придумать только один исход: усовершенствовать государство и ослабить давление. У нас государство давило по необходимости, но мы не стремились усовершенствовать государства, а уходили от него в степь и в леса. Государство настигало ушедших – они опять уходили дальше».

«Снимая таким образом с русской истории романтический флер, – замечает Н. Алексеев, – мы должны сказать, что определяющими силами ее были, с одной стороны, силы, организующие государство, силы порядка, с другой, – силы дезорганизующие, анархические, внешне выражающиеся в различных проявлениях русской смуты. Особенностью русской истории является то, что смута эта не была попыткой организации вольницы в пределах государственного порядка, но представляла собою вечный выход ее из государства в дикое поле и в темные леса. Уход от государства есть первостепенный факт русской истории, который физическое свое воплощение нашел в казачестве и свое нравственное оправдание – в различных политических воззрениях, оправдывающих бегство от организованных политических форм общественной жизни».